Проходки за кулисы. Бурная жизнь с Дэвидом Боуи

Ну, а раз у вас есть роуди, стало быть, у вас есть и машина (пока у вас не появляется грузовик или автобус, или грузовик и автобус, или несколько грузовиков и автобусов, или самолет, или самолет и несколько грузовиков и автобусов, или несколько самолетов, грузовиков и автобусов). У Роджера была машина, да еще и хорошая: новенький “бредфорд” (ну что ж еще в 1970-м?), светло-голубой, который Дэвид купил на деньги от “Space Oddity” и вручил ему вместо зарплаты. Роджера полагалось кормить три раза в день, как и всех при Боуиевском дворе, а вот денег ему не полагалось – он подрабатывал роуди у других групп; он у нас был на свободном режиме. Это был хитроумный договор: Дэвид одновременно обеспечил себе долгосрочный доступ к очень важному, транспортному, фактору, сэкономил на налогах, на содержании машины и на зарплате Роджеру, к тому же держал его при себе – преданного и занятого работой. Это был очень характерный шаг; хотя именно я указала на необходимость машины прежде всего и набросала этот договор в общих чертах, Дэвид оценил и утвердил его – Джон-Джонсовский сын с йоркширской кровью в жилах, он обычно соображал по части денег – и провел дело в жизнь со вскусом и стилем. Он испытывал энтузиазм маленького мальчика ко всевозможным моторам и механизмам, и покупка машины была для него большим удовольствием. Они с Роджером посидели пабах в шести, предже чем решить, какого цвета должна быть машина.

Роджер, как и Ронно, был одним из обитателей хэддон-холльского балкона. В их число в разные времена входил наш первый барабанщик Джон Кэмбридж и наша вторая ритм-секция – Мик Вудманси и Тревор Болдер (Ронновские приятели по “Крысам” из Халла). Балкон так же служил местом ночлега всем, кого парни притаскивали с собой с разнообразными целями, плюс случайным гостям, слишком уставшим, обдолбанным или пьяным, или которым просто слишком долго было добираться домой.

Так что этот балкончик был весьма ценным преимуществом. Можно сказать, благодаря ему Дэвид смог собрать группу, которая, в свою очередь, обеспечила ему карьеру в роке. Впрочем я, лично, очень рада, что мне не приходилось там спать. Те, кто там ночевал, обычно бывали разбужены ужасно рано – задолго до наступления рок-н-ролльной зари – часов в девять (утра, я имею в виду). Это я их будила, рявкая или, наоборот, улещивая кого-нибудь по телефону, стоявшему в холле возле входной двери.

Это была моя ежедневная обязанность. Пока Дэвид блаженно дремал в нашей спальне, я поднималась и принималась за работу в то же время, когда люди обычно приходят к себе в офис. Или же я строчила на швейной машинке, измысливая рок-н-ролльные прикиды или занималась еще чем-то, что срочно требовало моего внимания. Все, что я ни делала, более или менее сопровождалось шумом, так что мои бедные детишки не могли себе позволить так поспать, как их босс. Или, возможно, я помогла им научиться, как оставаться в коматозном состоянии под любой шум – полезная вещь для рок-н-ролльщика.

Дэвид обычно просыпался в полдень или где-то около этого, к каковому часу я подавала ему его апельсиновый сок и чашку свежезаваренного кофе и напоминала, чем нужно заняться сегодня. Это могло быть что угодно: сочинение песен или репетиции с группой; посещение его агента или издателя, или Ля Питта; покупка безделушек; поход в “Три Бочки” на ланч с “Арт-Лэб”’овской семьей; поездка на “ровере” (да-да, “Space Oddity” купила нам еще и личный транспорт) – в Ричмонд-Парк, погулять и повеселиться, или – в город, покурить хэш, послушать музыку, скорректировать свои планы завоевания творческого пространства или просто развлечься у Даны. Прекрасные времена.

Несколько процессов одновременно начали развиваться в эти первые месяцы после нашего брака. Первым из них была все более действенная, интуитивно-слаженная наша с Дэвидом совместная работа. “Хэддон-Холл” во многом был и нашей сценой, не только нашим домом – тем местом, куда мы приводили людей, которых хотели потрясти, шокировать или соблазнить и заманить в нашу творческую сферу, так что мы с Дэвидом частенько вполне сознательно обрабатывали вместе своих гостей.

Это было не так просто, как та “хороший-и-плохой-коп”-тактика, которую мы приспособили в бизнесе, но, в принципе, работало приримерно по той же схеме. Я была пряма и откровенна там, где он был скрытен; решительна там, где он – вкрадчив; напориста там, где он казался (но не был) покладистым. Я направляла события и меняла их курс там, где он нуждался в изменении, и прерывала его, если он не срабатывал. Я была аккумулятором, трансформатором и тем реле, которое перекрывает ток. Дэвид был источником энергии, самим путешествием и конечным пунктом назначения. Именно он находил людей и увлекал с собой в Боуи-мир. Мы сменяли друг друга у руля, если была необходимость.

И это хорошо срабатывало. “Дэвид и Энджи”-шоу, разыгрывавшееся в “Хэддон-Холле” с успехом в течение нескольких сезонов, стало весьма популярным в наиболее хиповых кругах города.