К последнему факту можно относиться по-разному на разных уровнях, например так, как это выбрали космически-металлические рокеры из блистательного “This Is Spinal Tap” Роба Райнера: ударники, поясняют они, просто спонтанно воспламеняются больше других людей (хотя большинство людей спонтанно воспламеняются гораздо чаще, чем мы то осознаем, только они умеют притворяться). Этот вопрос настолько персонально впутался в мою жизнь, что я просто не в силах подходить к нему теоретически.
Я бы сказала, что барабанщики умирают раньше певцов или гитаристов, потому что имеют склонность быстрее жить. В рок-н-ролльных барабанщиках всегда была мачо-черта – они выбирают весьма физически-агрессивную форму самовыражения – и возможно они каким-то образом чувствуют себя просто ОБЯЗАННЫМИ пить, колоться и вообще вредить себе более зрелищным образом, чем их приятели. Ну и, конечно, если вы – в рок-н-ролле с его высоким среднестатистическим уровнем потребления всяких опасных для жизни субстанций, то риск возрастает. Происходит больше несчастных случаев. Заглатывается полдюжины людсов поверх пятка “джек-дэниелзов” и четырех-пяти спидболлов; потом начинается рвота, но не всегда. И вот уже еще один барабанщик отправился в мир иной.
Боже, что за безвкусная тема! Давайте немного поднимем себе настроение, давайте вспомним рок-н-ролльных барабанщиков, которые не вписываются в эту схему: Фил Коллинз, не более склонный к саморазрушению, чем маленький бронетранспортер. Или Чарли Уоттс, копающийся у себя в саду, подрезающий розы и мирно улыбающийся какой-нибудь маленькой частной шуточке.
Но МОИ барабанщики, те парни, которых Я любила... Что ж: простая хроника скажет. Мики Финн из Ти Рекс, скажем, был очень склонен к саморазрушению, но все же не до крайней степени. А вот Билли Мурсиа, барабанщик Нью-Йорк Доллз, роскошный парень с невероятно красивыми иссиня-черными завитками волос (они выглядели почти, как сияющий пластик),был моим любовником в Нью-Йорке в течение шести недель, а потом отправился в турне в Лондон и умер от передозировки. Робби МакИнтош, ударник Эвридж Уайт Бэнд, ухаживавший за мной в Лос-Анджелесе. Мы не спали вместе, но собирались, а потом я уехала в Нью-Йорк, и пока я отсутствовала, героин убил его.
После того как Робби умер, я начала чувствовать себя дискомфортно, не считая естественной печали. Сходство между тем, что случилось с ним, и тем, что случилось с Билли, заставило меня чувствовать, что, возможно, помимо взаимного притяжения между мной и парнями за ударной установкой существует еще какая-то черная магия, что-то мрачное, какой-то сглаз или порча или что-то такое. Короче, я начала чувствовать, что, возможно, приношу барабанщикам смерть. Я чуть не убила еще одного, Дона Девро, моего бойфренда и ударника в одной нью-йоркской группе. Впрочем, вполне преднамеренно, и он меня тоже чуть не убил.
Покойный Джон Бонэм из Лед Зеппелин – еще один человек, которого я любила и потеряла. У нас с ним не было физической близости, но в каком-то смысле наша связь была крепче, чем та, которой можно добиться одним лишь сексом. Он был милым, очаровательным, сильным, нежным, мужественным человеком, и меня очень опечалила его смерть.
Было ужасно, когда и Кит Мун тоже умер, но в этом случае я не так сильно грустила. Мун был потрясающим барабанщиком и божественно вдохновенным клоуном – никогда не было и не будет более забавного существа – но с ним сценарий был ясен с самого начала. Вопрос был только, когда именно взорвется эта тикавшая в нем бомба.
Теперь, когда я упомянула Кита Муна и Лед Зеппелин – две самые популярные темы неприличных анекдотов в британской рок-истории – было бы просто бесчестно с моей стороны оборвать эту реплику на полуслове. К тому же я могу похвастаться двумя Зеп-Муновскими историями, происшедшими в один и тот же день.
Голливуд, 1979 год, я качу в лимузине по Сансет-стрип в компании Кита, направляясь в “Континентал Райот Хауз”. Само собой Кит пьян и обдолбан до такой степени, до какой только вообще способно быть пьяным и обдолбанным человеческое существо. Полагаю, это была его обычная комбинация постоянного алкоголизма с периодическим приемом спидболлз. Он был одновременно и разумен, и совершенно, СОВЕРШЕННО оторван – за пределами времени и места действия.
Лимузин подкатил к подъезду, шофер вылез и открыл дверь, и мы направились в холл. Кит, решив, что он прибыл на свой гиг, шатаясь направился к занавесу – на сцену. Однако же, это вовсе не его гиг: на сцене уже играет группа, со своим собственным барабанщиком, и все такое, но, по-видимому, подобное уже случалось раньше, и все знают, что делать. Барабанщик просто встает со своего места и удаляется в бар, даже не пожав плечами, а Мун садится за барабаны. Играет он, конечно, сказочно – обычное его потрясающее сочетание суперманиакальности и невероятной дисциплины.