«Сообщаю результаты Вашего посещения моей клиники. Вспомните, что шесть лет назад у Вас был довольно опасный аппендицит. Как я объяснил тогда Вашим родителям, пришлось осушить большой гнойник в брюшной полости. Во время операции был удален аппендикс, а также правый яичник и большая часть правой фаллопиевой трубы. Эти чрезвычайные меры мы применили, чтобы спасти Вашу жизнь. Я сожалею, но Ваши шансы на беременность при обычном зачатии весьма невелики…»
Рейкс положил письмо на колени и взглянул на Мери. Увидел, что она готова расплакаться, но борется со слезами. Его волной захлестнула жалость к ней и отчасти к самому себе, восхищение ее честностью, и он подумал, словно посмотрев на себя со стороны: «Если бы я знал, что такое любовь, и если бы на самом деле любил ее, то наплевал бы на это».
— Родители тебе ничего не сказали? — спросил он.
— Только намекали. Я тогда как раз заканчивала школу. Операция как-то не запомнилась, а родители, видимо, не хотели, чтобы я обо всем узнала.
— Диагноз еще нужно проверить.
— Хочешь убедиться?
— К чему ты клонишь?
— Энди, ведь мы с тобой знаем наши чувства друг к другу. Давай начистоту: главное для тебя — Альвертон и семья Рейксов. Тебе нужна женщина, способная заполнить дом твоими детьми. А я, наверно, не смогу это сделать.
— Ну что ж, придется рискнуть… — Рейкс встал, подошел к Мери, взял ее за руку.
— Я понимаю, как много значат для тебя дети, и считаю, что не могу просить тебя решиться на такой шаг.
— За кого ты меня принимаешь? За конюха, который ходит по стойлам и выбирает кобылу для скрещивания? Думаешь, я и знакомился с тобой с таким расчетом?
— Нет, не думаю. Ты тогда не загадывал так далеко вперед. Но сейчас все это перед тобой как на ладони: Альвертон, дети, двое мальчишек уезжают в Бланделл, как и все мужчины Рейксов. Думаешь, я не понимаю? Думаешь, не знаю, о чем ты размышлял тогда, сидя у реки?… Ты видел себя с сыном, рассказывал ему о премудростях рыбной ловли и преимуществах жизни в деревне, о которых тебе поведал еще отец.
— Ну что ж, если у нас не будет сына, так тому и быть. Я оросил твоей руки, и ты сказала «да». Так что же мне, по-твоему, теперь делать? — Он бросил письмо ей на колени. — Сказать: «Извините, но придется купить другую кобылу?» Да побойся Бога!
— Нет, я не жду от тебя таких слов. Сейчас во всяком случае. Но именно эти мысли придут к тебе позже. Ты не сможешь от них избавиться. Поэтому знай: я не держу тебя, Энди. Ты свободен.
— Не будь дурочкой, черт возьми! — Он встал, притянул ее к себе и обнял. — Думаешь, для меня что-нибудь значат слова какого-то лекаришки? Врачи, адвокаты — они ни черта не смыслят в своем деле.
Рейкс целовал ее глаза, прижимал к себе. Он понимал, чего ей стоит этот разговор, понимал ее страх, понимал, что обязан развеять его, и в то же время сознавал, что больше всего на свете хочет именно детей, собственных детей, продолжение рода Рейксов.
Все еще лежа в его объятиях, она отвела лицо и посмотрела ему в глаза:
— Ты молодец, Энди. Но я говорю серьезно. Ты же знаешь, мне не до шуток, более того, я не жду от тебя немедленных обещаний.
— Ни слова больше. Я не желаю слушать. Ты должна выбросить это из головы так же, как и я.