Проходная пешка

Прямо с растоптанного в глинистую грязь «плаца» нас погнали к машинам. Выдали снова патроны — в расчете по пять магазинов на каждого. Я попросил у выдававшего под роспись старшины «добавки». Он зло вскинулся, открыл рот… а потом махнул рукой и бросил на стол две пачки. Мы загрузились в Уралы и поехали. Так она глупо началась, эта война.

А закончилась еще глупее.

Несколько дней все был тихо, мы прибыли в какой-то поселок, и околачивали груши на окраине — классическое виноградовское «на… вы тут нужны!». Почти все пришиблено молчали, словно на похоронах, разговаривая вполголоса. Кто-то раздобыл сотовый и скинувшись на Интернет смотрели новости. В новостях про войну говорили много и непонятно, хотя и в первых строках. А потом рассказывали о новых инициативах президента, и о жизни деятелей культуры. Потом про новинки кино и про погоду. Жизнь шла своим чередом, горел лес где-то в Европе, немного затопило Китай, в арабском мире как всегда беспокойно. СовБез ООН по поводу войны выносил какие-то резолюции, и собственно этим вся реакция в мире и ограничилась. А у нас, по крайней мере, по новостям — и вообще никакой реакции не было. Разве про досрочное начало призыва сказали. И какие-то очередные выборы перенесли на весну. Так прошло несколько дней. Потом про нас вспомнили, и снова начались «учения» — бегали в атаку, один раз постреляли, и учились рыть окопы. Вот только никакого азарта не было уже ни у кого. После недели такой жизни всех доселе не служивших прогнали через присягу. После был митинг. Приехало в специально оборудованной машине тело в костюме, нас построили, и тело стало издавать звуки. Я очнулся только от толчка локтем в бок — оказывается, я нервно дергал туда-сюда предохранитель, а он громко щелкает, знаете ли. Наверное, мешал слушать. Тело продолжало что-то хрюкать, а когда началось про патриотизм и «Москва за нами!» — где-то справа сочно чвякнул затвор. Словно звук вырубили, все затихли. Секунды тянулись, потом кто-то из командиров буквально сдернул с машины тело, а перехвативший микрофон толстый дряхлый и седой полковник рыкнул привычное «Равняйсь-смирно!» а потом сказал, что ужин будет «усиленный» и «с согревающим». Кто-то начал, а все остальные поддержали — и мы радостно взревели — ужин с согревающим — это то, что надо!

Утром похмельем почти никто не маялся — сто грамм, да под, чего уж там, хорошую сытную закуску — ниочем совсем. Кто-то, конечно, нашел… но большинство тупо устало за день для всяких глупостей. После подъема хмурые (ха, а вот они-то, похоже, не ограничились стограммами!) офицеры построили нас у машин, проверили все. В машины загрузили охапками гранатометы — ну, кино про Штирлица, где немцы в Берлине на фронт едут, точно. Потом загрузились и мы.

Ехали долго, я задремал. Проснулся от выстрелов, Путаясь в ремнях развалившихся под ноги гранатометов, выскочил-вывалился через борт, по старой памяти тут же отпрыгнул, ляпаясь на пузо, автомат уже в руках. Головная машина лениво дымила черными клубами, наши валялись по неглубокой придорожной канаве, стреляя в недалекий лес, кто-то кричал негромко и протяжно. А из леса сверкали вспышки.

Заняв место в канаве, где и все, перевел предохранитель на одиночные, прицелился. Наши лупили, такое впечатление не глядя, а я все же хотел попасть в эти вспышки. Тем более вспышки не перемещаются, бьют они с одного места. А эти вспышки надо обязательно погасить, ведь это…

Нет, не получается. Не попадаю. Спохватился, проверил — чорт, прицел почему-то на «5». А тут от силы метров двести пятьдесят. Вот так, ну-ка…

Две вспышки я погасил. Подумал, кто там мог быть? — да ведь кому там быть, тоже ведь, точно такие же дурачки… Некогда, потом, потом… вот эта вспышка — судя по характерной звезде и длинным очередям — пулемет. Он засыпал пулями наш правый фланг, но, к счастью, брал высоко — по крайней мере, я четко слышал, стук и цвиканье пуль по машинам. Ну, и славно, что ты такой дурачок. Я тщательно прицелился, и успел еще нажать на спуск.

Белая беззвучная вспышка, и все пропало.

Чорт. Темно как. Ничего не помню. Или… или помню?

Дернулся, хрюкнул от боли… везде, и снова сунулся мордой в землю.

Вспомнил.

***