Проходные дворы биографии

Кисонька! Радость моя! Это опять я! Я тебе не надоел еще? Уехали утром – Вока[37] спешил в институт, а мне хотелось еще остаться, но было неудобно их бросать. Приехали к вам, с папой облобызались, пообедали, и они уехали с мамой на дачу – я побежал по магазинам, все быстро купил, а слоеных пирожков нигде нет. Пришлось ехать в «Арагви» и у знакомого официанта просить их. Ты хотела сухариков, а каких, не написала. Я купил «Детские», на всякий случай.

Завтра часа в три поедем с Вокой и Милой[38] на дачу, починю машину и во вторник утром, вместе с мамой приедем к тебе, а потом опять на дачу. Завтра в 12 часов приеду к тебе. Ты подумай, что тебе надо и чего хочется, а я завтра куплю.

Ты маме все пишешь про моего сына, и какой он, и глаза, и нос, а мне нет!

Очень странно, что мои молчат, я боюсь, что они уже по дороге в Москву – абсолютно зря. Тебе читать можно? Если да, то что ты хочешь из книг?

Знакомых и друзей в Москве никого нет, ну, пока и не надо. Относительно Кишинева не волнуйся – пока ты не выйдешь и я не поживу с вами вместе несколько дней, я никуда не уеду.

Я тебя целую.

Его целую в зад.

* * *

Письмо Наталии Николаевны

Кусенька, дорогой мой. Очень хорошо, что так решили с дачей, а то я за вас страдала.

Почему ты пишешь, что я маме пишу про твоего сына. Он же про себя написал – бабушке и папе, а ведь папа – это ты! Привыкай!

Так что, решили Мишей назвать? Я только хочу, чтоб тебе нравилось, напиши об этом. Еды и вообще всего мне теперь хватит надолго, кроме тебя или хотя бы твоих писем, но я потерплю, так что ты отдохни немножко на даче, поиграй в волейбол.

Я тоже боюсь, что твои едут в Москву.

Киса, а ты опять надолго уедешь? Хотя бы уж скорей начался сезон в театре, все-таки побольше был бы в Москве. Ты похудел? Ешь на даче крыжовник и яблоки.

Маме скажи: во-первых, что все хорошо и что ты самый чудесный и заботливый муж, которого можно было только пожелать для ее дочки. Во-вторых, твои простыни в светелке на кровати под подушкой сложенные. В-третьих, чтоб тебе давали побольше молока. Мама уже договорилась с Леонидовыми, они специально для тебя будут давать на два литра больше.

У твоего сына все самое красивое, ты не волнуйся. Да, еще скажи маме, что он пока не ел по-настоящему. Они с первого раза не умеют, мы просто так побыли с ним вместе. Он брал в рот меня, я ему выдавливала молочко, он глотал, но сам еще не сосал.

Напиши сейчас относительно Миши.

Бедный ты мой, я бы и без пирожков обошлась. Правда, меня на них вдруг потянуло.

Читать можно, читаю «Очарованную душу», и уже тошнит от нее.

Целую, жди записочку.

* * *

Киса! Ты ешь виноград – я привез его тебе из Кишинева целую посылку, ешь быстрее, а то тебя забросали фруктами – я сегодня сам покупал груши и яблоки, а потом подумал, что зря – ты виноград есть не будешь.

Нахожусь в муках относительно имени – прямо даже не знаю. Мама так говорит, что можно подумать, будто Миша – уже решенное дело, а я колеблюсь. С одной стороны, нравится, а с другой – есть что-то мужицкое – Михаил, а? Думай – решай. Саша – хорошее имя, но так зовут его отца. Не симпатично. И инициалы А.А. Нехорошо, во взрослом состоянии будем с ним путаться. Ширвиндт – фамилия редкая, да еще оба А.А. Поэтому же нельзя Андрей и Алексей, хотя имена хорошие. Кис, а как тебе Дмитрий, а? Митя? Ничего вроде! В общем, не знаю.

Ты не огорчайся, что к тебе не идет поток ликующих людей и приветствий – никого нет, никто не знает. Поток пойдет позже, ладно?

Купили с твоей мамой первую одежку – 8 м на пеленки и 10 м фланели светло-голубой. Со вторника поеду на поиски немецкой коляски. Ты не хочешь деревянную кроватку? А где искать железную?

* * *

Киса! Это я! Ты завтра утром пошли маме записочку, а я отвезу на дачу. Только не пиши маме больше, чем мне, ладно? Киса! Это я – отец!

Я похудел, но это не страшно – ты меня откормишь. Или теперь кормить будешь только сына?

Посылаю, что написал. Нянька уходит, а ты, если не устала, напиши два слова, а если устала – передай с нянькой привет и спи спокойно. Я думаю о тебе, спокойной ночи, до завтра.

Целую тебя всюду, а его в зад.

Твой

* * *

Письмо Наталии Николаевны

Кисонька моя милая, у него такая кожица на мордочке – мягонькая, нежненькая, совсем как у тебя. И он вовсе не красный, как все, только когда ест и ко мне одной щечкой прижимается, то она краснеет. И у него очень большой разрез глаз. Так, наверное, полагается, потому что мордочка у него будет расти, а глаза нет. Так вот они сейчас сделаны с запасом.

Сегодня утром вместо положенных пяти-семи минут ел тридцать пять и, наверное, еще бы поел, но я уже сама отобрала у него еду, а потом лежал рядом, сопел и рот открывал. А иногда он так морщится и становится очень страшненьким – совсем Баба-яга. Я все-таки думаю, тебе не надо на него смотреть первое время. Только женщины понимают сию прелесть. Но я и то в первый момент испугалась, зато теперь мне он кажется очень милым.