Прохоровка. Неизвестное сражение Великой войны

Рассказ о событиях того дня будет неполным, если не коснуться судьбы наших бойцов и командиров, попавших в плен, а их, к сожалению, даже 12 июля было немало в соединениях всех родов войск фронта. Войны без плена не бывает – это аксиома, но о наших пленных до последнего времени было не принято говорить как о полноправных участниках сражений и битв Великой Отечественной, хотя они в большинстве своем до конца исполнили воинский долг. Видно, над историками и публицистами довлел сталинский приказ 1941 г., по которому эти люди приравнивались к изменникам Родины, их семьи лишались государственной помощи (пособия по случаю потери кормильца и т. д.), подвергались репрессиям. Даже после смерти Сталина, когда было заявлено об ошибочности такого подхода, ситуация еще долго существенно не менялась. Чтобы читатель, не прошедший войну, смог хотя бы представить положение этих людей, приведу два документа, относящиеся к периоду Прохоровского сражения. Из воспоминаний штурмана (ефрейтора) 1 тп СС мд СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» В. Реса (события происходят на исходе 12 июля): «Ужасное воспоминание: мы подъехали к железнодорожной насыпи, все поле дымилось. Мы сидели впереди, достали ящики с едой, вообще-то они предназначались для боекомплекта, но мы хранили в них еду. Достали бутерброды, кстати, обеспечением экипажа едой отвечал радист. Едим, поем песни. Командир где-то на совещании. Поели – и вдруг слышим выстрелы. Мы поднялись, осмотрелись, увидели раненого русского, который лежал в колее от нашего танка. Мы переехали его поперек, по животу. Мы-то его не заметили, там рос то ли подсолнух, то ли пшеница. Стоим втроем, смотрим на него. Он пытался поднять умирающие глаза. Говорим, воды ему давать нельзя, иначе он кончится. При любом ранении в живот воду давать нельзя, это нам было известно. Но он и так долго не протянул, через 3–4 минуты голова откинулась, и он умер. Затем его забрала специальная команда, которая собирала раненых и убитых.

Мы еще некоторое время стояли у железнодорожной насыпи. Вдоль этой насыпи шла небольшая проселочная дорога. И в какой-то момент на ней появилась группа пленных русских – из гвардейской армии или какой-то гвардейской части… Название не знаю. У них была отличная униформа, со множеством советских звезд, эмалированными пуговицами. А за ними шел роттен-фюрер (мл. сержант. – З. В.), небольшого роста, с автоматом. Он прошел как раз рядом с нашим танком. И мы спросили его: «Не боишься?» Все-таки там было где-то 40–50 русских. «Боюсь? – переспросил он. – Смотрите». Затем он что-то сказал по-русски. Там недалеко стоял старый сарай, еще горел. И он, наверное, приказал пленным в задних рядах, чтобы те принесли, ну, не знаю, доски, что ли. Те действительно пошли к сараю, оторвали доску. Один пошел туда, другой сюда, а наш уселся посередине с автоматом на животе и крикнул: «А теперь вот смотрите, как я боюсь!» Конечно, он не боялся.