Прохоровка. Неизвестное сражение Великой войны

Не была исключением и разведка 5 гв. ТА. Вот лишь один пример. По данным ее штаба к исходу 12 июля: «На южном участке (южнее Прохоровки. – З. В.) действуют 19 и 7 тд противника и вновь подошедшая 6 тд, всего 400–600 танков»[728]. Эти данные были продублированы в 15.35 14 июля полковником Ф.М. Белозеровым в донесении в штаб фронта[729]. Такого количества бронетехники не было не только в указанном районе, но и во всей армейской группе «Кемпф», которая действовала на всем корочанском направлении. На 6.00 14 июля в АГ «Кемпф» было всего 82 танка[730] без учета 505 оттб, численность которого колебалась от 6 до 10 «Т-6». Причем наиболее боеспособная 7 тд (в строю 40 танками) не была нацелена на Прохоровку, она действовала в направлении г. Короча, а двигавшаяся с юга к станции 19 тд располагала лишь 28 боевых машин. В полдень 13 июля 1943 г. во время переговоров с П.А. Ротмистровым Н.Ф. Ватутин выразил сомнения в правдивости этих данных: «В отношении Ваших соображений и оценки на южном участке: вряд ли противник успел сосредоточить туда такое большое количество танков, как Вы доложили»[731].

Понимая, что его штаб явно завысил данные, командарм попытался направить недовольство командующего фронтом на соседей. «На юге захваченными документами и пленными установлены две танковые и одна пехотная дивизии, – отвечает Ротмистров, – всего, я считаю, там может быть танков не свыше 300–400. Группировку танков в поселках и их число мне дала авиация, поэтому, очевидно, и получилось преувеличение танковых сил противника, если считать по данным авиации»[732]. Вот так обстояло дело с подсчетом немецкой бронетехники в советских штабах под Прохоровкой: в донесениях писали одно, а если вышестоящее командование сомневалось – говорили совсем другое, а как же было в действительности – никто не знал. Именно на этой почве, сдобренной догадками, предположениями, да и просто откровенными выдумками, и будет расти легенда о тысячах танков, столкнувшихся под Прохоровкой.

Как мне рассказывали офицеры – ветераны войны, численность вражеской бронетехники на каком-либо направлении советская сторона подсчитывала двумя способами. Во-первых, по номерам выявленных дивизий (документами, пленными, радиоперехватом): умножали их количество на штатную численность – 200 танков, а укомплектованность уже участвовавших в сражениях уменьшали на 10–15 за каждый день боя. Но в июле 1943 г. еще не было точно известно, что немцы перевели штаты танкового полка танковой дивизии из трехбатальонного состава (200 танков) на двухбатальонный (166). Как удалось выяснить, первые ориентировки по этому вопросу штаб БТ и МВ Красной Армии разослал фронтам только в августе 1943 г. Во-вторых, штабы наземных войск в основном ориентировались на авиаразведку, и уже свои цифры сверяли с ее данными, которые также нередко были ошибочными. С высоты, при задымлении и плотном огне ПВО все: и танки (стоящие, подбитые), и транспортеры с боеприпасами, и сау, казались бронетехникой. Были случаи, особенно когда линия фронта была нестабильной, советские самолеты – разведчики по ошибке залетали на свою территорию и вместе с немецкой считали и собственную технику, относя ее к вражеской. Об этом мне рассказывали ветераны 2-й воздушной армии, участники Курской битвы.

Кроме того, между РО армий Воронежского фронта не был должным образом налажен обмен информацией. Если бы армейские управления работали как положено, то командование 5 гв. ТА знало бы, что 6 тд ниоткуда не подходила (как указано в цитировавшемся выше донесении), а с 6 июля 1943 г. действовала против 7 гв., а затем и 69А. И имела она утром 14 июля всего 14 танков[733]. В то же время нельзя не отметить важное обстоятельство, которое всегда влияло на боевую работу: завышенные данные были выгодны нашим генералам. Плохую организацию боя, неустойчивость войск, да и просто ошибки они списывали на превосходством неприятеля, в первую очередь в бронетехнике.