Прокля'тая Русская Литература (СИ)

   Есть свидетельство Татьяны Щепкиной-Куперник: "Он разделял наши увлечения, интересы, говорил обо всем, о чем говорила Москва, бывал на тех же спектаклях, в тех же кружках, что и мы. Но я не могла отделаться от того впечатления, что "он не с нами", что он - зритель, а не действующее лицо, зритель далекий и точно старший, хотя многие члены нашей компании были много старше его". Ей вторит Максим Ковалевский: "Чехова мало интересовали вопросы о преимуществе республики или монархии, федеративного устройства и парламентаризма" И, наконец, Ладыженский: "Для меня особенно выяснилась основная черта чеховского характера - искренность, буквально не выносившая лжи. Но ещё больше раздражала его ложь, касавшаяся вопросов и убеждений общественной жизни. "Они напились, - говорил он мне раз про одну компанию, - целовались и пили за конституцию! Ну, ты подумай, зачем ему - он назвал фамилию - конституция, когда он может строить свое благополучие только в условиях политического рабства. Чего они лгут?"

   -Да, он видел в политике и литературе только кривлянье, - кивнул Муромов, - "Знаете, - рассказал Бунин Чехову, - мне Скабичевский сказал однажды, что он за всю свою жизнь не видал, как растет рожь, и ни с одним мужиком не разговаривал". "Ну, вот, вот, а всю жизнь про народ и рассказы из народного быта писал... ", ничуть не удивился Чехов.

   Времена, безусловно, были пошлые. Владимир Немирович-Данченко разъясняет их: "Общие места, избитые слова, штампованные мысли, куцая идейность. И противно было, что часто за этими ярлыками "светлая личность", "борец за свободу" прятались бездарность, хитрец... Одно время имел огромный успех писатель, весь литературный талант которого заключался в его красивой бороде, но он написал небольшой рассказ и выступил с ним, вернувшись прямо из политической ссылки. Стихотворная форма презиралась. Остались только: "Сейте разумное, доброе" или "Вперед, без страха и сомненья", что и цитировалось до приторности. Пушкин и Лермонтов покрылись на полках пылью..."

   Ригер покачал головой.

   -Все же иногда Чехов заражался общими местами, социал-демократическим вздором и бывал даже откровенно пошл. Вот брат его жены: "Увлекаясь игрой на скрипке и пением, я совершенно не задумывался над политическими событиями, войной с японцами и близостью революции. И когда я выразил надежду на победу русских войск, то отлично помню, как сидевший на диване Антон Павлович, волнуясь, снял пенсне и своим низким голосом веско мне ответил: "Володя, никогда не говорите так, вы, очевидно, не подумали. Ведь наша победа означала бы укрепление самодержавия, укрепление того гнета, в котором мы задыхаемся. Эта победа остановила бы надвигающуюся революцию. Неужели вы этого хотите?" Я был сражен и уехал пристыженный, глубоко задумавшись над этими словами и тем волнением и силой, с которыми они были сказаны Антоном Павловичем". Вот Николай Телешов: "Нередко Чехов говорил о революции, которая неизбежно и скоро будет в России. "Поверьте, через несколько лет, и скоро, у нас не будет самодержавия, вот увидите".

   Можно истолковать подобное по-разному, но лучше вспомнить самого Чехова: "Во всех мыслях, чувствах и понятиях, какие я составляю обо всем, - рассказывал он, - нет чего-то общего, что связало бы все в одно целое. Каждое чувство и каждая мысль живут во мне особняком, и во всех моих суждениях о науке, литературе, даже во всех картинах, которые рисует мое воображение, даже самый искусный аналитик не найдет того, что называется общей идеей, богом живого человека. А раз нет этого, значит, нет ничего. При такой бедности достаточно было серьезного недуга, страха смерти, влияния обстоятельств и людей, чтобы все, что я прежде считал своим мировоззрением и в чем видел смысл и радость своей жизни перевернулось вверх дном и разлетелось в клочья..." В принципе, именно это с ним и случилось.

   Но вот ещё одно, не подцензурное мнение Чехова об интеллигенции высказано в письме доктору Орлову: "Пока это ещё студенты и курсистки - это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам выйти самостоятельно на дорогу, стать взрослыми, как и надежда наша и будущее России обращается в дым, и остаются на фильтре одни доктора-дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры. Вспомните, что Катков, Победоносцев, Вышнеградский - это питомцы университетов, это наши профессора, отнюдь не бурбоны, а светила... Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр..." Есть и суждение Горького: "Он не любил разговоров на "высокие" темы, - разговоров, которыми русский человек так усердно потешает себя, забывая, что смешно, но совсем не остроумно рассуждать о бархатных костюмах в будущем, не имея в настоящем даже приличных штанов".

   -И где же он, по-вашему, искренен? - спросил Голембиовский.

   -Я бы прибег к любимому чеховскому ответу... - пожал плечами Верейский. - "Не знаю..." Возможно, он менялся в годах.