-А ничего, - отозвался Ригер, - что тут скажешь-то? Не нашёл я на него компромата. А впрочем...вот. По мере углубления замысла "Мертвых душ" Гоголь проникался идеей "высокого избранничества". "Не земная воля направляет путь мой", - писал в 1836 г. "...клянусь, я что-то делаю, чего не делает обыкновенный человек",- и "...кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом", "...труд мой велик, мой подвиг спасителен",- констатировал Гоголь в письме к С. Аксакову от 13 марта 1841 года.
-Самомнение? Гордыня?
-Ну...не знаю, но труд его вообще-то был чудовищен. Вот Николай Берг: "Гоголь рассказал при мне, как он обыкновенно пишет, какой способ писать считает лучшим. "Сначала нужно набросать всё как придётся, хотя бы плохо, водянисто, но решительно все, и забыть об этой тетради. Потом через месяц, через два, иногда более, это скажется само собою, достать написанное и перечитать: вы увидите, что многое не так, много лишнего, а кое-чего и недостает. Сделайте поправки и заметки на полях - и снова забросьте тетрадь. При новом пересмотре её новые заметки на полях, и где не хватит места - взять отдельный клочок и приклеить сбоку. Когда все будет таким образом исписано, возьмите и перепишите тетрадь собственноручно. Тут сами собой явятся новые озарения, урезы, добавки, очищения слога. Между прежних вскочат слова, которые необходимо там должны быть, но которые почему-то никак не являются сразу. И опять положите тетрадку. Путешествуйте, развлекайтесь, не делайте ничего или хоть пишите другое. Придёт час - вспомнится заброшенная тетрадь: возьмите, перечитайте, поправьте тем же способом, и когда снова она будет измарана, перепишите её собственноручно. Вы заметите при этом, что вместе с крепчанием слога, с отделкой, очисткой фраз - как бы крепчает и ваша рука; буквы ставятся тверже и решительнее. Так надо делать, по-моему, восемь раз. Для иного, может быть, нужно меньше, а для иного и ещё больше. Я делаю восемь раз. Только после восьмой переписки, непременно собственною рукою, труд является вполне художнически законченным, достигает перла создания. Дальнейшие поправки, пожалуй, испортят дело; что называется у живописцев: зарисуешься". В той же "Исповеди" он обмолвился: "Не знаю, достало ли бы у меня честности положить перо, потому что, - скажу откровенно, -
-Офигеть... - позволил себе вульгаризм Голембиовский, то ли осмеивая пристрастность Ригера, то ли оценив титанический труд Гоголя, - однако, Маркуша, не выходите из амплуа...
Тут продолжил Верейский:
-Тут любопытна эволюция духа. По собственному свидетельству Гоголя, поначалу он отнёсся к сюжету "Мертвых душ", подаренному Пушкиным, просто как к "смешному проекту", позволявшему описать лица и характеры. Однако реакция Пушкина на "Мертвые души" - "Боже, как грустна наша Россия!" - заставила его пересмотреть масштабы замысла. "Я начал было писать, не определивши себе обстоятельного плана, думал просто, что смешной проект, исполненьем которого занят Чичиков, наведёт меня сам на разнообразные лица и характеры. Но на всяком шагу я был останавливаем вопросами: зачем? к чему это? Что должен сказать собою такой-то характер? Что делать, когда приходят такие вопросы? Прогонять их? Я пробовал, но неотразимые вопросы стояли передо мною. Не чувствуя существенной надобности в том и другом герое, я не мог почувствовать и любви к делу изобразить его. Напротив, я чувствовал что-то вроде отвращенья: все у меня выходило натянуто, насильно, и даже то, над чем я смеялся, становилось печально".
-Обычный творческий кризис...