Ирина повздыхала, покрутилась у зеркала, опять повздыхала. Выглядела она, мягко говоря, не очень: резинка-пояс сдавила бока, длина на ладонь ниже колена зрительно укорачивала ноги.
– Съездим в центр и купим одежду там, – успокоила её Ева.
– Тебе легко говорить, – всхлипнула Ирина. – На тебе вон как юбочки сидят замечательно, а мне с моей коровьей талией только в брезент заворачиваться. Да и куда мне их носить. Не на грядки же.
– Нормальная у тебя талия! Ну-ка хватит страдать. Я, может, за такую фигуру, как у тебя, всё бы отдала.
– Правда? – Ирина стерла выступающие слезинки рукавом.
Ева кивнула.
Они брели обратно медленно, никуда не торопясь. Ирина сетовала на жару, которая выжгла ей клубнику. Ева обмахивалась свернутой газетой. Солнце невыносимо пекло макушку, и накатывала зевота.
– Привет! – Из-за поворота вынырнул Макс и пошел по правую руку от Евы. – Как твои дела?
Ирина открыла рот, не понимая, её спрашивают или нет. Затем посмотрела на Еву, которая заметно стушевалась.
– Уже приехала? – допытывался Макс. – А мне не сказала.
– Так вы знакомы? – вмешалась Ирина, поджав губы.
– Угу, – смутилась как старшеклассница Ева.
Да что с ней такое?! Почему она стесняется? Парень как парень, ничего необычного. Сергей и то импозантнее был, с изюминкой и такой ухмылкой, от которой штабелями валились поклонницы. А Макс, он… простой.
– Оставлю вас, – Ирина свернула на первом же перекрестке. – Мне в огород надо. Ну, это, пока, что ль.
Возникла неловкая пауза. Ева проводила взглядом ссутулившуюся Ирину, у которой отняли крохотный шанс на любовь.
– Так как дела? – Макс по-свойски подмигнул.
– Всё отлично, – Ева выдавила улыбку.
Перед глазами стояла скрюченная воронья тушка и «Парламент» в пепельнице-блюдце.
– Можно к тебе вечером забежать? – Макс глянул на электронные наручные часы в ярко-синем корпусе. – Часиков в десять? У нас так хорошо получилось пообщаться, я бы хотел повторить. Ты плохого не подумай! – замахал он руками. – В плане общения хорошо получилось всё. Тьфу, и не только общения, но повторить хотел бы общение. А-а-а, что я несу!
Он смешно тряхнул головой. Ева хмыкнула.
– Если отвезешь меня до магазина, вечером я вся твоя.
Нестерпимо хотелось курить. И выпить чего-нибудь настолько крепкого, что отключило бы память. А лучшего собутыльника, чем Макс, представить сложно – с ним комфортно спиваться.
16.
В голове было пусто, перед глазами плыло. По телу растекалось тепло. Сколько же она выпила? Вроде пила меньше Макса, а он расслаблен в то время, как у нее подкашиваются ноги.
– Так, значит, ты самовольно заняла дом какой-то местной ведьмы и тунеядствуешь тут? – хмыкнул Макс и добавил: – Мне бабка всё про всех рассказала. Ты, говорит, ничем не занимаешься, а денег куры не клюют. Признавайся, чем промышляешь? Уж не черной ли магией?
«Ты недалек от истины», – подумала Ева и натужно засмеялась.
– Чернее самой ночи. У-у-у.
Она изобразила страшную (как ей показалось) гримасу. Макс отшатнулся в шуточном испуге.
– О, великая колдунья, когда ты покажешь мне окрестности?
– Да покажу я, отстань только! Сдались они тебе?
На сковородке скворчала поздняя яичница. Её бы снять с огня, да ноги совсем ватные. Ева тоскливо глянула в сторону плиты, и Макс, поняв намек, поднялся со стула и разложил яичницу по тарелкам. Он чувствовал себя хозяином, спокойно копался в ящичках, а Ева не запрещала. Пусть копается, так как-то домашнее.
Спина у него широкая, под рубашкой перекатываются мышцы. Худой, но симпатичный.
– На чем мы остановились? – он отрезал вилкой кусок и запихнул в рот. – Ах, да. Мне по работе надо. Фоток наделать и всё такое прочее.
– Ты, кстати, кем работаешь? – Ева поковырялась в тарелке, но аппетита не было. Как в него влезает столько еды? Буквально полчаса назад они доели бутерброды, а он опять голодный.
Макс, задумавшись, почесал затылок.
– Как бы тебе сказать, – начал он. – Если по-простому, то фотографом в одном журнальчике. Ну-у, – прикусил губу, – о природе, о жизни, о быте. Скукота смертная, но для начала карьеры – самое оно. Мне шеф дал задание зафоткать местные просторы. Как там поэт писал? А! Эти бедные селения, эта скудная природа… – процитировал и склонился в полупоклоне.
Они вновь проболтали до рассвета и, уже ложась в постель, договорились встать пораньше, чтобы запечатлеть местные красоты при свете восходящего солнца. Разумеется, пораньше не получилось…
Как Ева и предполагала, фотографировать в их деревне было нечего. Вон пасется стадо коров. Вон старик Митрофан выгуливает коз. Всеобщая любимица одноухая Жучка обгрызает кость. Зеленеющей полосой тянутся засеянные поля, заканчиваясь где-то за горизонтом. У пугала, зовущегося Степаном, вороны выклевывают глаза-пуговицы. Между тем, Макс щелкал то одно, то второе. И яблони в молодых зеленых яблочках, и кусты малины, и неспелую сливу.
– Улыбнись! – то и дело говорил он Еве, и та строила какую-нибудь мину.