Проклята луной

Ева стукается об отцовское сидение виском. В ушах звенит. Она потирает ушибленную голову – под пальцами мокро, – и выбирается наружу. Машина лежит в кювете мордой в земле, капот искорежен, лобовое стекло выбито. Родительские двери закрыты. Ева дергает их, царапает ручки, обламывая ногти. Отцовская дверь кое-как поддается.

Отец лежит лицом на руле, а мать откинулась набок.

– Эй! – тормошит папу Ева, перелезает через него и расстегивает ремень безопасности. – Ну, вы что? Вылезайте!

Отец выпадает наружу безвольной куклой. От его носа осталась кровавая каша, осколки стекла изранили маме лицо. Зачем-то Ева пытается выковырять стекло из отцовской шеи.

Нет, не надо! Хуже сделает!

Ева не слушающимися пальцами набирает номер спасения. Ей мгновенно отвечает оператор, но то мгновение длится бесконечно долго. Ева умоляет поскорее приехать. Выходит на шоссе, описывает округу, называет номер километрового столба. Оператор что-то говорит и сбрасывает звонок.

…Похоронами занимается мамина двоюродная сестра, та самая, что женила сына. У родителей были отложены накопления на квартиру, но и их мало для дорогостоящих приготовлений: гробы, место на кладбище, поминальное застолье, которое тетушка организовывает в кафе.

– Ценники безумные, – сетует она, тыча сестер носами в чеки, а они её толком и не слушают. Ни Ева, ни Машка не способны полностью додумать, что происходит.

Когда церемония прощания и поминок оканчивается, тетушка перед всеми друзьями мамы с папой вручает сестрам конверт, в котором лежит без малого двадцать тысяч рублей. Ева ей нескончаемо благодарна, хоть и не совсем осознает, где находится. Как это, родителей нет? Но в комнате же их одежда. А в морозилке хранятся ягоды, которые мама собирала прошлым летом. Неправда всё. Они вот-вот приедут из отпуска. Задерживаются что-то…

С ней с детства происходит нечто подобное – в критической ситуации она будто заковывается в защитный панцирь, отчего совсем не больно и не страшно. Ева находится в прострации. А вот Машка плачет днями напролет и упрекает бесчувственную сестру:

– Тебе совсем, что ли, плевать?!

А Ева всё повторяет:

– Да не случилось же ничего особенного.

До неё окончательно доходит только на сороковой день. Защитный панцирь спадает, оголяя беззащитное тело. Они мертвы, их никогда уже не будет рядом. Окончательно мертвы! А она даже в гробы толком не посмотрела… Еве плохо до трясучки. Она забирается на подоконник. Внизу - пропасть в девять этажей и клумба с цветущим розовым кустом. Шаг. Ветер срывает дыхание.

От прыжка останавливает мысль: нельзя бросать Машку. Она же к жизни не приспособлена, даже картошку жарить не умеет.

Ева, дрожа всем телом, слезает - ради сестры и её благополучия. Ради будущего Машки.

И они существуют вдвоем, никому не нужные. Девочки во всем себе отказывают, но деньги утекают сквозь пальцы как песок. Родительские запасы пусты. Отважная Машка удумывает устроиться на работу, но ей запрещает Ева. Машка когда-нибудь получит красный диплом, нельзя запороть ей золотую медаль. Помучившись совестью, Ева все-таки звонит тетушке и просит денег, а та охает:

– Ой, девоньки, сама с голода помираю, грехи мои тяжкие. Сынку машинку прикупила и осталась гола. Простите уж, не подмогу.

Другие родственники тоже всячески извиняются, желает сестрам всех благ, но денег не предлагают даже в долг, даже под проценты. Неудивительно, мама с папой мало поддерживали отношения с родней – с чего им теперь жалеть сирот?

Первый месяц Ева ищет работу, соответствующую образованию: санитаркой в больницу или помощницей медсестры, или продавцом в аптеку. Да только кому она, второкурсница, сдалась?

От голода сводит желудки. Дома ни крупы, ни хлеба. Решено, Ева идет торговать в палатку на рынок. Летом там душно, в дожди зябко, а зимой невероятно холодно. Это потом появляются супермаркеты (в числе которых и построенные Олегом), но тогда до их захолустного городка только доходит прогресс. В единственном универмаге за место кассира претенденты готовы поколотить друг друга. В круглосуточных ларьках работать опасно – туда забредают наркоманы, и продавцов ежедневно грабят. А на рынке относительно спокойно; местные бандиты «крышуют» прилавки. Хозяин платит исправно, он человек добрый, сам выращивает пять девочек. Жалеет Еву, иногда даже подкидывает ей лишних пятьсот рублей в зарплату. Всё думает, как бы помочь. Уж больно она на его старшенькую похожа, вылитая копия.

В тот весенний слякотный день он прибегает довольный, встряхивает Еву за плечи.

– Всё, красота, ты – моя должница! Вероника согласна взять тебя уборщицей, – выпаливает хозяин.

- Какая Вероника? – Ева отстраняется – она не любит, когда её касается кто-то чужой.

– Хозяйка «Леди», этого, как его, салона красоты. Оклад как у продавца, а забот гораздо меньше. Иди, неразумная, а то отморозишь тут себе всё.

Вероника новенькую не то, чтоб жалеет, скорее  не трогает. С придирками не лезет и полы дотошно не осматривает. Помыла, прибралась – отдыхай в свое удовольствие. А Ева честно отрабатывает зарплату, отдраивает кафель, чистит плинтуса, натирает зеркала.