Проклятая доля

У нищих, подстрекаемых высшими классами, нашлась возможность и без восстания отвергнуть всякое моральное участие в системе угнетения одних людей другими: в известных исторических обстоятельствах им удалось, в особенности при помощи символов, еще более поразительных, чем реальность, унизить всю "человеческую природу" до настолько ужасающего бесчестья, что удовольствие богатых от созерцания нищеты других сразу же оказалось до головокружения острым. В то время независимо от каких-либо ритуальных форм и прежде всего со стороны самих бедных был учрежден обмен ожесточенными вызовами, потлач, в котором настоящие отбросы и неприкрытая моральная грязь смогли соперничать со всеми богатствами, с чистотой и блеском мира: и для такого рода спазмов и конвульсий был открыт исключительный выход к религиозному отчаянию, бывшему их бесконечной эксплуатацией.

С возникновением христианства чередование экзальтации и тревоги, пыток и оргий, формирующее религиозную жизнь, было объединено с еще более трагической темой, увязано с болезненным состоянием общества, которое с жестокостью самого низкого свойства терзало само себя. Победная песнь христиан восхваляет Бога за то, что он вступил в кровавую игру социальной войны, за то, что он "низверг сильных мира сего с высоты их величия и превознес нищих". В их мифах социальное бесчестье, разложение трупа казненного облекается небесным сиянием. Христианский культ, например, признает универсальность противостояния между богатыми и бедными, когда одни обрекают других на потери, но в корне меняет смысл этого противостояния. Он слишком тесно связан с земным отчаянием, которое само по себе - не что иное, как эпифеномен безмерной ненависти, разделяющей людей, но эпифеномен, подводящий итог разнообразным социальным процессам и стремящийся занять их место. По слову, приписанному Христу, который пришел, чтобы разделять, а не править, христианство вовсе не стремится уничтожить то, что другие религии рассматривают как несчастье для человека: в своей непосредственной форме и в той степени, в какой это движение остается свободным, христианская религия, напротив, питалась теми нечистотами социальной жизни, без которых ее мучения непредставимы.

Смысл христианства - в развитии бредовых следствий классовой траты, в агонистической оргии интеллекта, к которой прибегают вместо реальной борьбы.

Однако какую бы значимость ни обретало для человеческой деятельности христианское унижение, - оно всего лишь эпизод в исторической борьбе неблагородных против благородных, нечистых против чистых. Как если бы с возникновением христианства общество, сознающее свой невыносимый раскол, на время мертвецки опьянело, чтобы получить садистское удовольствие от самого раскола: но даже самое сильное опьянение не исчерпало последствий человеческой нищеты, и очевидно, что никакой мыслимый предел не может быть положен ненависти эксплуатируемых классов, со все возрастающим здравомыслием противопоставляющих себя классам высшим. Только слово "революция" господствует в истории над привычным замешательством и несет в себе обетования, соответствующие безграничным требованиям масс. Хозяева, эксплуататоры, функция которых состоит в создании форм презрения, исключающих человеческую природу - в том ее виде, в каком она свойственна простым людям, "черни"! - даже закон взаимозаменимости требует, чтобы не угасала надежда увидеть их страх, устроить им ту тайную вечерю, когда прекрасные фразы господ потонут в грозных криках мятежа. Эта кровавая надежда ежедневно воодушевляет народ, и к ней сводится непокорная суть классовой борьбы.

Классовая борьба имеет только одно возможное завершение: те, кто столько веков трудился, чтобы погубить "человеческую природу", сами должны погибнуть.

И какую бы форму развития мы ни брали - революционную или рабски подчиненную, - всеобщие спазмы, начавшиеся восемнадцать веков назад в религиозном экстазе христиан, а в наши дни продолжающиеся в рабочем движении, должны быть рассмотрены и как решительный порыв, принуждающий общество использовать стремление одних классов исключить другие, чтобы осуществить как можно более трагичный и свободный способ траты и в то же время ввести настолько близкие человеку сакральные формы, что в сравнении с ними формы традиционные покажутся достойными презрения. Таково риторическое описание характера движений, дающих понять, что рабочая революция имеет общечеловеческую ценность и способна притягивать к себе с такой же неодолимой силой, как та, что направляет простые организмы к солнцу.

7. Непокорность материальных фактов