Шевелев кивнул. Сидящий напротив Хомич, кашлянув, положил перед Самим Лично фото Щербаковой на фоне красного «БМВ», запечатанное в полиэтилен.
– Посмотрите, Егор Ильич.
– И что? – Шевелев непонимающе взглянул на фото. – Я уже видел этот снимок. Щербаков его нам привозил, когда его жену… когда был тот спектакль.
– Только это другая фотография, товарищ полковник. Ее нашли на съемной квартире у исполнителей. Да, это такой же снимок, как и тот, который нам дал сам Щербаков. И на этой фотографии его пальцы. Фото из семейного архива, так сказать. Видимо, ему этот кадр очень нравился. Так что… это лишняя доказуха на самого Щербакова.
Шевелев нахмурился. Не зная, о чем думает Сам Лично, Хомич добавил:
– Плюс десятки звонков между ним и исполнителями. Все звонки были сделаны со второго сотового телефона Щербакова. Он не говорил нам об этой трубе, когда мы ставили его телефоны на прослушку. И плюс показания организатора и исполнителя. Так что у нас полная доказуха, Егор Ильич.
– Твою мать, а… – буркнул Шевелев. – Теперь начнется. Хотя уже началось. Мне Прокопов сейчас звонил из главка. Требует срочного доклада.
– Вам есть, что докладывать.
– Да уж, есть, – снова буркнул Шевелев, всем своим тоном давая понять, что предпочел бы сказать «Лучше бы не было». – Щербаков поднимет все свои связи, чтобы отмыться.
– Связи помогают, когда ты в шоколаде, а не на нарах, – заметил Хомич.
– А мы с тобой в шоколаде, Вить?
– Думаю… Думаю, вполне себе так.
Хомич улыбнулся. Хмыкнув, Шевелев тут же вздохнул.
– Берите его. Только деликатно, без перегибов. Со следаком, чтоб потом ни к чему нельзя было подкопаться.
Шевелев не знал, что уже несколько часов группа оперов – сразу после того, как Лазарев по телефону доложил о найденном фото Щербаковой и об исчезновении Абдрашитова из их логова на улице Дружбы – следила за адвокатом. Утром он отправился в офис, но вскоре поспешно выехал оттуда и направился домой. А через два часа он с чемоданом и плотно набитой сумкой через плечо спустился во двор, где больше недели назад нанятые им молодчики похитили его жену, загрузил сумки в багажник и рванул в сторону Загородного шоссе. Когда его автомобиль миновал развязку и выехал на ведущую в сторону аэропорта трассу, следующие позади опера позвонили Хомичу.
– Виктор Борисович, он в аэропорт едет.
– Продолжайте. Я предупрежу линейщиков.
Когда Щербаков прибыл в находящийся почти в 20 километрах от города аэропорт, он свернул на платную стоянку. А затем с сумкой и чемоданом направился к зданию аэропорта, но не к центральному входу – Щербаков направлялся в бизнес-зал, имевший отдельный вход с площади перед аэровокзалом. Минимум досмотра и максимум комфорта.
Расположившись в уютном зале ожидания на мягком кожаном диване, Щербаков заказал кофе и коньяк. Проглотив 50 грамм коньяка, почувствовал, как тепло расплывается по телу, гася волнение, как это делает дождь с зарождающимся от брошенной кем-то спички пожаром. Отодвинув кофе, Щербаков заказал еще коньяк.
За билеты пришлось доплатить, но это того стоило – Щербаков попадал на ближайший рейс в Салоники. Оттуда трансфером можно было отправиться на Кипр, где Щербакова ждал его оффшорный счет. Последние четыре года на этом счету оседали все транши от Татула и Дьяченко – его доля от маленького бизнеса по торговле серым порошком.
Улыбчивая девушка из буфета бизнес-зала принесла коньячную рюмку и блюдце с лимоном. Щербаков, нервно оскалившись ей в ответ, только взялся за рюмку, когда в зал вошла группа людей.
Впереди шел Хомич, позади следователь СК в штатском, несколько оперов в бронежилетах и двое постовых из ЛОВД аэропорта. Один из оперов нес перед собой включенную видеокамеру, объектив которой был нацелен на Щербакова. Адвокат, цепенея, едва не выронил рюмку, но справился с собой и поставил ее на стол.
– Петр Иванович?
– Что вы здесь делаете?
– А вы сами как думаете?
Хомич кивнул операм, которые подошли к Щербакову и, взяв его под руки, заставили встать. Следователь СК тем временем отдавал приказы:
– Заверните его багаж, я пока подготовлю протокол об изъятии. Понятых уже нашли? – ведите.
Щербаков хотел до последнего держать марку и заявить во всеуслышанье, как менты пожалеют о том, что связались с ним, но слова застряли в горле.
После операции Кротов обнаружил, что ему вернули телефон. Но звонить кому-либо у него не было сил.
Кротов и врачи не были точно уверены, что послужило причиной новым переломам – падение на пол или удары Адбрашитова в корпус оперу. Но, когда бесчувственного Кротова доставили на рентген, отказалось, что у него сломаны уже три ребра. Осколок одного из них воткнулся в легкие, осколок другого – в мягкие ткани живота. Поэтому Кротова срочно отправили на операцию. Убрав кровотечения и сняв, насколько можно, воспаление, хирурги восстановили структуру грудной клетки, соединив осколки, как детали конструктора, после чего заштопали разрезы и наложили Кротову гипсовый корсет, чтобы зафиксировать хрупкие и норовящие развалиться осколки костей в нужном положении.