Проклятая и безликая

Подобрав под себя ноги и прижав их к себе, я сидела за выставленными вперед подушками, опустив голову и сдерживая слезы обиды, которые все никак не переставали идти из опухших и покрасневших глаз. Я не заслужила этого… я не должна была испытывать эту боль, мне просто повезло, что на лице не осталось шрамов и что я вовсе не погибла, отделавшись только испугом и небольшим пламенем… Но на душе по-прежнему вилась целая буря эмоций, охватывающих все, начиная от ненависти и заканчивая страхом. Я не понимала, что пошло не так, уже не могла верить, что найду с Гвин общий язык или смогу подружиться, как бы сильно не хотела этого. Разве можно простить… Такое? Она знала обо всем, я предупредила ее, и Гвин должна была понять, что раз я вынуждена носить маску, то мои слова это не пустые отголоски истины, отраженные в испуганных и изнеженных сознаниях семьи Рихтер, и воплощенные в виде столь извращенной опеки, как маска. Мы не были такими, наши подвиги ни чем не уступают жертвам ее семьи. Но наверное… я не могла ненавидеть ее так, как должна была. В душе горела злость на саму себя, на мать, на слова Гвин, но саму девочку… я была не в силах отвергнуть то желание дружбы, за которое так отчаянно хваталось мое сознание, в себе неся надежду на лучший исход и счастливый финал. Если она сможет извиниться, если сделает это искренне, так, чтобы раскаяние не было пустой формальностью и ложью, то я была уверена, что боль отступит… Но ждать извинения от Гвин казалось еще более бессмысленным занятием, чем вечные молитвы Близнецам, ни разу не откликнувшимся на мой зов. Почему меня заставляют оставаться одной? Чем я заслужила это отвратительное положение вороны, среди светлых журавлей и гордых орлов… Почему я была обязана оставаться одинокой, брошенной, нелюдимой и лишенной всякой радости, несмотря на все попытки найти для себя хоть одного человека, которого смогу назвать другом, кто не будет шептаться, пугаться и лгать мне. Может, вот оно, истинное проклятье? Отречение от мира, от людей вокруг, лишение человечности в самой себе… Но во имя чего? Ради какой цели, небеса лишили меня детской жизни и радости, бросив в тьму страха и пелену кошмаров, ведь дальше станет только хуже. Время утекало, подводя меня к черте, после которой, уже не будет спокойных, размеренных дней, беззаботной жизни, лишенной забот мирских. Скоро я столкнусь с миром, будучи к этому не готова. И тогда… мне не останется выбора, кроме как сдаться на его милость, признав победителем того, кто должен был поплатиться за мою боль и отчаяние.

Мысли делали только хуже, оставляя душу в состоянии тревоги и грусти. Я несколько раз смогла успокоиться, убедить саму себя в том, что все хорошо, что я еще смогу исправить собственную жизнь, что все могло быть хуже. Но оставаясь одной, в темной комнате и беспросветной тишине, что оставляла только стук сердца и неровные, тяжелые вздохи, я опять оказывалась в ловушке чувств, начиная плакать и дрожать, заново вынужденная идти по нескончаемой тропе из ложащихся друг на друга мыслей, не имеющих конца в своей тягостной и темной природе. Такое отчаяние я не испытывала уже очень давно… возможно, никогда прежде. Томившиеся глубоко в душе надежды касательно людей вне особняка стремительно рушились, не найдя себе опоры и поддержки, а лишь противоречие, доказывающее мои худшие, самые скорбные ожидания. Неужели одиночество будет ждать меня повсюду? Отторжение, страх, презрение… мир ведь такой большой, такой разнообразный, так почему же, везде одни и те же эмоции, слова и действия? И если всюду царит единство, то где же мне найти место для себя, непринятую даже в собственном доме… И что делать, если место я все же не найду никогда. Что вообще происходит с теми, кто оказывается, как говорят моряки, за бортом? Или же я единственная, кто так и не смогла приспособиться к жизни.

Стук в дверь, первый, с того момента, как я истерично приказала слугам около моей комнаты не приближаться. Стыда за этот поступок во мне не было… слуги не стоили даже кусочка мыслей бушующих в детском сознании, они просто работники, призванные облегчить нашу жизнь, их эмоции для меня ничего не стоят и никогда не будут стоить, ведь по сути, даже их жизни находились в руках отца. Тем временем, стук повторился, на этот раз усерднее, громче и сильнее. Сердце сжалось от страха и боязного предчувствия, не сулящего мне ничего хорошего. Я укрылась от двери простыней, начиная дрожать и всхлипывать даже сильнее, чем прежде. Я не хотела, чтобы меня видел такой отец, он сделал столь многое, чтобы найти мне подругу, но вновь все рухнуло, оставив меня в слезах и загнанную в угол. Я не могла позволить ему видеть себя такой… мне не нужны были жалость и сочувствие, которые только докажут мне, насколько же я была слаба и ничтожна. Нет, если это был Тиер, лучше просто молчать… он не будет входить в комнату, точно не станет… Я была уверена, что отец поймет.