Проклятая игра

В доме горели лишь несколько лампочек, отчего все казалось двухмерным. Видимо, произошло замыкание; его следы виднелись на оплавленных контактах, воздух был голубоватого оттенка Марти отправился наверх. Второй этаж был погружен в темноту, но он шел легко, повинуясь инстинкту и задевая ногами куски фарфора — какие-то разбитые сокровища Стекол и обломков становилось все больше. Не глядя вниз, он осторожными шагами пробирался к белой комнате.

Дверь была приоткрыта, и свет — не электрический, а от свечи — горел внутри. Марти перешагнул порог. Одинокий огонек панически замигал, однако позволил разглядеть, что в комнате не осталось ни одной целой бутылки. Марти ступил на ковер из осколков и разлитого вина; вокруг было колко от обломков. Стол был перевернут, и несколько стульев разлетелись в щепки.

Старик Уайтхед стоял в углу комнаты. На лице его виднелись потеки крови, но Марти не был уверен, что это его кровь. Уайтхед походил на человека, пережившего землетрясение; его лицо заливала смертельная бледность.

— Он рано пришел, — произнес он, и в каждом его приглушенном слове звучало отчаяние. — Представь себе. Я-то думал, что он соблюдает договор. Но он пришел рано, чтобы подловить меня.

— Кто он?

Уайтхед тыльной стороной ладони вытер слезы со щек, размазывая по лицу кровь.

— Этот ублюдок солгал мне, — прошептал он.

— Вы ранены?

— Нет, — ответил Уайтхед, как будто удивленный вопросом — Он не дотронется до меня. У него есть вещи похуже. Он хочет, чтобы я сам захотел уйти, понимаешь?

Марти не понимал.

— Там в коридоре труп, — сказал Уайтхед, словно просто констатировал факт. — Я оттащил ее от лестницы.

— Кого?

— Стефани.

— Он убил ее?

— Он? Нет. Его руки чисты. Хоть пей из них молоко.

— Я позвоню в полицию.

— Нет! — Старик, шатаясь, сделал несколько шагов по стеклу и схватил Марти за руку. — Нет! Никакой полиции.

— Но человек мертв.

— Забудь о ней. Ты же можешь спрятать ее потом, а? — Его интонации стали вкрадчивыми, а дыхание вблизи казалось ядовитым. — Ты ведь сделаешь это, правда?

— После того, что вы устроили?

— Немного пошутил, — отозвался Уайтхед. Он попробовал улыбнуться, сжимая руку Марти так, что кровь останавливалась в жилах. — Ну брось, это всего лишь шутка.

Он вел себя, как алкоголик, схвативший за пуговицу прохожего на углу улицы. Марти высвободил руку.

— Я уже сделал все, что должен был сделать для вас.

— Хочешь вернуться домой, ты об этом? — Тон Уайтхеда мгновенно изменился. — Хочешь вернуться обратно за решетку, надеешься укрыться там?

— Это не новая ваша шутка.

— Я повторяюсь? О боже! — Старик махнул рукой. — Ну тогда иди. Вали отсюда, ты не из моей компании. — Он попятился и прислонился к стене. — Какого черта я стараюсь, если ты уже решил?

— Вы обманывали меня, — выпалил в ответ Марти. — Все время.

— Я сказал тебе… это шутка.

— Не только сегодня. С самого начала. Обманывали меня… подкупали меня. Вы говорили, что вам нужно кому-то доверять, а потом обращались со мной как с дерьмом. Неудивительно, что все в конце концов покинули вас.

Уайтхед в упор посмотрел на него.

— Хорошо, — почти выкрикнул он. — Чего ты хочешь?

— Правды.

— Ты уверен?

— Да, черт возьми, да!

Старик прикусил губу, борясь с собой. Когда он заговорил, голос его уже был спокойным:

— Ладно, парень. Ладно. — Глаза его опять заблестели, и подавленность сменилась энтузиазмом. — Если ты так уж хочешь, я расскажу тебе. — Он ткнул в сторону Марти дрожащим пальцем. — Закрой дверь.

Марти отпихнул разбитую бутылку и послушался. Странно было отгораживаться дверью от убийства, чтобы послушать рассказ, но он слишком долго ждал этой истории и не хотел откладывать.

— Когда ты родился, Марти?

— В девятьсот сорок восьмом. В декабре.

— Война уже закончилась.

— Да.

— Ты даже не знаешь, что ты пропустил. — Странное начало для исповеди. — Такое время!

— Вы хорошо воевали?

Уайтхед поднял уцелевшее кресло и сел. Несколько секунд он молчал.

— Я был вором, Марти, — наконец произнес он. — Ну… «Черный рынок» звучит более эффектно, но на деле это одно и то же. Я свободно говорил на нескольких языках и всегда быстро соображал. Это облегчало мне жизнь.

— Вам везло.

— Везение не имеет к этому никакого отношения. Не везет людям, которые не могут управлять фортуной. А я управлял, хотя в то время не знал об этом. Я сам создал собственное везение, если хочешь. — Старик помолчал. — Ты должен понять, война — не то, что показывают в кино. По крайней мере моя война Европа пала. Менялись границы, люди уходили в забвение. Мир был готов для грабежа. — Он покачал головой. — Ты не можешь представить себе такого… Ты живешь во времена относительной стабильности. Но война меняет правила Вдруг оказывается, что ненавидеть это хорошо, и разрушение тоже хорошо. И человеку позволяется проявить свою истинную сущность…

Марти не понимал, к чему это вступление, но Уайтхед вошел в ритм повествования. Сейчас не время прерывать его.