Проклятая картина Крамского

– Я бы ее отдала… Мне все равно было. Она… эта картина, никому счастья не приносила, понимаете? Женщину ту погубили, и она в отместку… мстила… папа про таких рассказывал, про вещи, которые сами по себе живут. И причиняют зло. Иногда и добро, но зло чаще. У Крамского оба сына заболели и умерли… а первый владелец разорился. Второй – застрелился… третий и вовсе сошел с ума. Отец говорил, что, наверное, ее не только обманули, но и убили…

– Кого?

– Матрену Саввишну, с которой он портрет писал. Она после развода домой возвращалась, но не доехала, слегла от неведомой болезни в уездном городке. И там же преставилась. Ее нельзя было оставлять в живых, понимаете?

– Нет.

Глаза Марьяны лихорадочно блестели, а на щеках проступили пятна.

– Вы просто не знаете истории!

– Не знаю, – согласился Илья. – Я историей никогда не интересовался. Расскажите…

Он бросил взгляд на часы. Надо же, второй час пошел за чашкой воды, он и сам говорить устал, а эта странная женщина, она и вправду, похоже, одержима, или картиной, или поисками правды, но вскочила, заметалась по комнате, как птица в клетке. И длинные рукава ее кофты походили на кружевные крылья.

– Это была романтическая история… Почти сказка о том, как дворянин увидел прекрасную холопку. Да и влюбился с первого взгляда. Он выкупил девушку у барыни Мизюковой, дал ей свободу, а потом и женился. Он был благороден… поначалу… Никто бы не осудил, если бы он сделал холопку любовницей, содержанкой, а он женился… и в Петербург увез. Конечно, его родня была против, но он никого и ничего не желал слышать… и все смирились. Так показалось… Наняли учителей, потому что нельзя выводить холопку в свет. Одели. Обули… Она и вправду была сказочно красива. Ее ненавидели. Ей завидовали. Ей поклонялись… писали стихи, присылали цветы… Наверное, она решила, что теперь весь мир у ее ног. Искушение было огромным… Я думаю, она не изменяла мужу. Измена – это пошло, но… ведь слухи все равно пошли. Конечно, любовь сразу не погасла, она слишком яркой была, но… Матрена Саввишна родила ребенка… Это ли не доказательство любви? Правда, стали говорить, что ребенок ее на мужа вовсе не похож… и что нельзя ждать верности от холопки… а потом он умер.

– Кто?

– Ребенок! – возмущенно воскликнула Марьяна. – Вы совершенно меня не слушаете! Он умер, и ее вышвырнули вон… будто вещь, которая стала не нужна…

Сколько страсти.

Сколько эмоций вдруг для такой тихой девочки, которой она была.

– Он забыл про то, что клялся в вечной любви…

…И Генка, стало быть, клялся. И тоже забыл. И наверное, это можно поставить в вину, только Генка уже не расскажет, что и как у него было с Марьяной.

– И воспользовался случаем. Подал на развод. В то время уже разводили, но редко… и каждый развод – это скандал. Но его родня согласна была и на скандал, лишь бы избавиться от Матрены Саввишны… Ее выставили без денег, без… Опозоренную, никому не нужную… велели убираться прочь. И никто из тех, кто называл себя ее другом, ни помог. Наоборот! Все отвернулись! И Крамской не был ничем лучше других… Он написал свою «Неизвестную»… только не ради Матрены Саввишны, нет… Он написал ее ради себя. Ради славы. Самолюбивым был человеком.

Марьяна остановилась, взмахнув руками-крыльями, нелепый жест, и сама она в своей непонятной страсти нелепа.

– Он создал картину, еще когда был вхож в дом… Он и потом остался вхож в дом, это ведь так удобно, иметь высокопоставленных друзей… Постоянные заказы. Испугался, что потеряет их. Лишится денег… Он писал Матрену Саввишну, когда она еще была любима…

Марьяна вдруг запнулась и прижала ладони к вискам.

– Извините, эта история… эта картина… Я сама не понимаю, чем она меня так задела. Папа был прав, когда говорил, что некоторые вещи слишком… сложны, чтобы можно было их объяснить с материалистической точки зрения. У меня, как подумаю, каково было ей, преданной всеми, внутри все переворачивается.

И не настолько ли переворачивается, чтобы убить?

– Это из-за таблеток. – Ванька приобнял сестрицу. – Врач сказал, что бесконтрольный прием транквилизаторов не пройдет бесследно. Некоторое время Марьяша будет… легковозбудима. И смены настроения – это нормально.

– Я не сумасшедшая!

– Конечно, нет, дорогая. – Он погладил узенькое плечико. – Ты просто связалась с негодяем… и он умер.

– Да, он… он заслужил… и Крамской заслужил. Он мог бы заступиться, сказать хоть слово в ее защиту… или поддержать, но он отвернулся, как и все остальные. И не просто отвернулся… Матрена Саввишна забрала картину. А он создал другую… выставил… продал… На чужом горе сделал себе славу… Вот судьба и наказала его. Забрала сыновей… это справедливо.

– Пойдем, Марьяш, тебе прилечь надо.

– Я не устала!

– Устала, конечно. Просто не чувствуешь… Она почти не спит теперь, боится… Пойдем.

– А… ты?

– И я потом прилягу. Провожу вот гостя и прилягу.

– Он не гость, – сказала Марьяна, вывернувшись из рук названого брата. – Он пришел, потому что думает, что ты убил Генку…

– Нет. – Ванька помотал головой.

– Да! Спроси у него!

– Марьяш…