Проклятая картина Крамского

Ей нравилось дразнить Бестужеву. И та вспыхнула счастливой улыбкой, вскинула голову, одарив Амалию снисходительным взглядом. Пускай… В этой игре пострадают обе, но Амалия хотя бы готова к потерям.

– А ты, дорогая, не собираешься выходить замуж? – Неумелая шпилька. Но место болезненное.

– Увы, никак не найду достойного. – Амалия улыбнулась Давиду, который на улыбку улыбкой же ответил.

– Мне так жаль… Если бы я знала других… достойных мужчин, то всенепременно познакомила бы вас…

Матрена смотрела на мужа.

И не могла понять, что нашел он в этой толстухе, которая ведет себя в поместье хозяйкой? И почему прислуга, Матрену не то чтобы вовсе не принявшая – нет, приняли, куда им деться-то? – но относившаяся с холодком, Амалию обожает.

– Не сомневаюсь, дорогая…

Некрасива.

Нагла, порой чрезмерно… и не боится говорить, что думает… и ей все прощают, хотя самой Матрене не спустили бы и малой дерзости.

Несправедливо.

И все-таки в семью Бестужевых вошла она, Матрена. А Амалия, несмотря на всеобщую любовь, так и останется старой девой.

А вот это как раз-то и правильно, и справедливо.

Амалия же, напрочь игнорируя неписанные правила, подошла к Давиду… говорят… о чем говорят? Сколько Матрена ни спрашивала, супруг лишь отмахивался. Мол, о пустяках всяких, внимания не стоящих. А если и вправду пустяки, то почему тогда он выглядит столь сосредоточенным?

Слушает внимательно.

Матрену вот никогда не слушает, разве что когда она читает по вечерам… Еще одна ненавистная обязанность, от которой избавиться не вышло. И пусть раньше слушала Мизюкова, а теперь супруг, но для самой Матрены ничего не изменилось…

Как ей все это надоело!

– Твоя жена выглядит несчастной.

– Это нервы…

Амалия фыркнула. Вот уж эти мужчины… Самое простое – списать все проблемы на хрупкие женские нервы или же натуру, которая вечно чем-то недовольна. Пожалуй, именно сейчас она испытывала некое слабое сочувствие к молодой графине, которая задыхалась в поместье. А дорогой супруг старательно этого не замечает.

И конечно, в любом ином случае Амалия оставила бы все, как оно есть, удовлетворившись ролью наблюдателя, но ныне… Эта сельская идиллия могла длиться годами, что Амалию категорически не устраивало.

А вот столица… Яркая столица с ее искушениями и, что куда важнее, искусителями, которые слетятся на эту красоту, что пчелы на мед…

– Дорогой. – Амалия хлопнула старого приятеля веером по руке. – Нервы здесь совершенно ни при чем… и роды… Она молода и красива, а ты замуровал ее в сельской глуши.

Давид нахмурился.