Проклятая картина Крамского

Все прекрасное имеет обыкновение подходить к концу. И нынешний бал не стал исключением. Ах, Матрена не отказалась бы, чтобы длился он если не вечность, то еще час или два… три… пять… Ей хотелось смеяться, танцевать… Ах, скорей бы вернуться… не на этот бал, так на другой. Она готова жить там, перепархивая из одного дома в другой, наслаждаясь пьяной этой свободой. И превосходного настроения Матрены не способен был испортить мрачный вид супруга. Снова чем-то недоволен? Чем? Ей и знать того не охота…

Он заговорил первым, слава богу, дождавшись, когда же Матрена подымется к себе. А она спешила, потому как блекла радость под ледяным взглядом свекрови. И Матрена даже испугалась, что старая гадюка начнет отчитывать ее прямо в холле, при сонной прислуге… а то и ударит.

Веером.

Глупость, конечно, несусветная. Графиня – не сестрица Аксинья, которой случалось Матрену поколачивать, не веером, правда, но кулаками или скалкою, когда та под руку попадалась. Было сие давно и ныне казалось едва ли не сказкой, однако же было!

Как бы там ни было, ощущение радости исчезло, зато появилась вдруг усталость. Матрена с удивлением поняла, что с трудом на ногах держится. И ноги эти болят. И плечи. И шея. И голова. И во всем теле не осталось и косточки, которая бы не ныла…

– Матрена. – Супруг редко называл ее так, обычно обходясь ласковым – Матренушка. И значит, у нее вышло-таки вызвать его недовольство. – Нам следует поговорить.

Горничную он отослал, не подумав, что жене немедля нужна ее помощь. А девица, и думать нечего, поспешит наверх, уляжется спать… Матрене придется самой прическу разбирать, вытаскивая две дюжины шпилек…

– Говори. – Она уселась перед зеркалом, спиною к мужу, чтобы не видеть мрачного его лица.

И шпильки вытаскивала быстро, кидая их в шкатулку. Шпильки тихо звякали, и звук этот раздражал, но при том Матрена испытывала странное удовольствие от этого раздражения.

– Твое сегодняшнее поведение… недопустимо.

Ах, что еще ждать от него?

Скучный человек. И скучные же нотации читает… о том, что нельзя танцевать… нельзя говорить… нет, конечно, можно, но в то же время и нельзя. Он сам-то в своих речах не путается? А то вот Матрена совершенно запуталась между этими «можно» и «нельзя».

Он же все бормочет.