Проклятая повесть

Говорил он эти слова всегда, и мало задумываясь над тем, что уже в сотый, если не в тысячный раз повторял их. Многие считали это причудой.

– Вы уж меня, будьте ласковы, держите в курсе дела и не стесняйтесь, голубушка, звонить мне.

– Конечно, Лев Петрович, но вы не беспокойтесь: не первый день замужем, Котова была подстать анестезиологу Демину – грубовата в сравнениях и прямолинейна в суждениях.

– Успокоили, голубушка, успокоили старика, а ну как в первый-то раз? – Битюгин любил и понимал юмор, даже такой, грубоватый, тем более работал с Людмилой Михайловной, уже двадцать годочков и они привыкли, время от времени пикироваться.

– И в первый раз так же, как во второй, – ответила Котова.

– А в третий-то, голубушка, не хочется?

– Ты-то не берешь, а другой не нужен.

– Вот то-то, голубушка, что не дюжин стал.

Они еще минут пять поболтали в том же духе. Зашла процедурная медсестра и Котова положила трубку.

Утром, на следующий день после того как Адамов пришел в сознание, в реанимационное отделение вошел Битюгин.

Адамов воспринял его появление своеобразно. Вначале почувствовал болезненное покалывание в теле, словно тысячи острых иголок коснулись его кожи, не прокалывая, но довольно больно надавливая на неё.

Он открыл глаза и увидел небольшого человека, – рядом с его кроватью. От пальцев этого человека к его телу тянулись разноцветные жгуты тонких прерывистых нитей. Адамов не удивился, словно он всегда видел подобную картину, и в то же время некто в Адамове отметил вот это «неудивление».

– Ну-с, голубчик, так больно? – спрашивал Адамова человек, дотрагиваясь руками до его тела.

Больно было тогда, когда он направлял свою ладонь на Адамова, и тогда из центра ладони сыпались на Семена искры и вьющиеся жгуты, причиняя ему боль. Семен поднял руки и стал, как ему показалось, отодвигать от себя эти святящиеся шнуры. Они показались ему упругими, вполне материальными.

– Голубчик, что Вы делаете?

Спросил, удивляясь манипуляциями Адамова, профессор.

– Да вот, убираю… больно, – прошептал Адамов и вдруг, не понимая зачем, выкинул навстречу Битюгину открытые ладони своих рук. Из них ударил пучок синих, извивающихся между собой нитей.

Маленький человек ойкнул и, повернувшись лицом к той самой женщине, которую мельком видел Адамов, когда пришел в себя. Растерянно сказал: – Право, словно током ударило! Странно…

– Показалось, Лев Петрович, бывает, – откликнулась женщина, и едва заметная усмешка скользнула по её лицу.

– Не показалась! Нет! Не показалось! Вы видели его пасс рукой? Видели? Но, наткнувшись на усмешку Котовой, Битюгин пробормотал что-то похожее на «да-сс» и выскочил из палаты.

III

Недели через две после травмы Адамова в ординаторской между Труновым и Битюгиным произошел следующий разговор.

– Лев Петрович, – Трунов только что заварил чай и накрыл чайник салфеткой. – Вы обратили внимание на странное пятно на пояснице Адамова? – Он выждал паузу и продолжил: – Я вчера случайно увидел, когда забор спинномозговой жидкости делал.

– Ну? – Битюгин потянулся к чайнику: он любил чай только что настоянный.

– Начал, так выкладывай до конца.

– Дело в том, что пятно необычное, да к тому же, я могу ручаться, его не было на теле Адамова, когда он поступил к нам. По форме напоминает веточку какого-то растения, как будто папоротника, по тону похоже на сильный загар, густого коричневого цвета. Я читал, что такие «узоры» бывают от встреч с НЛО.

– Ты хочешь сказать, что у нас в хирургическом отделении был НЛО?

Битюгин не скрывал своего удивления.

– Ты говорил с Адамовым на эту тему?

– Нет, он еще слаб, да к тому же я не знаю, как повлияют эти расспросы на его самочувствие. Он очень, я бы сказал, драматически переживает гибель жены и сына, а тут я, с расспросами…

– Ну что ж, может, и так. Пойдем, я хочу поглядеть.

Они вошли в палату интенсивной терапии, где лежал Адамов.

– Ну, как голубчик чувствуем себя? Током меня бить будешь, или помилуешь старика? – спросил Битюгин еще с порога и удивился тому, что при входе в палату ощутимо повысился собственный тонус. Хотелось шутить, да и вообще ощущение было такое, словно в старой квартире помыли и протерли окна.

Это изменение в себе требовало от Битюгина самоанализа, как это было с ним всегда, а сейчас он подошел к кровати и присел рядом с Адамовым на табуретку.

– Ну-с, голубчик, давай я тебя посмотрю: прочно ли сшил.

– Сшили-то вы, доктор хорошо, а вот душа… – Адамов не договорил и сделал попытку сесть на кровати.

– Э, нет, нет! – Битюгин легонько надавил на плечо, пресекая попытку сесть.

– С этим повременим, а насчет души… Душа, как сказал классик поэзии, «обязана трудиться», вот пусть и трудится. У нормального человека душа должна болеть.

Мказал и почувствовал в словах фальшь, потому, что его душа, по крайней мере, в эту минуту, не «трудилась», а уж тем более не болела а, напротив, пела, и, как понял Лев Петрович, причиной пения была не кто иная, как Котова.

«А почему, собственно, и нет?» – спросил он себя, привычно помогая Адамову обнажить тело.

– Вот именно, почему бы и нет?