Проклятая повесть

За столом она сказала отцу:

– Папа, мне сделали предложение выйти за муж.

– Давно пора, – буркнул отец, явно думая о чем-то своем.

– Тебя это не волнует? – Наташа хотя и ждала нечто подобное, но все-таки такое равнодушное отношение отца к судьбе единственной дочери обидело её.

– Родителей всегда это волнует. – откликнулся отец, переключив свое внимание на дочь. – И как всегда, волнует понапрасну. Дети поступают так, как хотят.

– Я полагала, что ты поинтересуешься, кто он? – обиженно отозвалась Наташа, подкладывая в тарелку отцу порцию глазуньи.

– Не, не! Я наелся! – он решительно отодвинул блюдце. – Чайку выпью, и всё. – Дягелев взял в обе руки стакан чая и поднес его к синюшным губам, непорядок был с сердцем и оттого губы постоянно имели синей, мертвенный цвет. На вопрос дочери он ответил чуть позже, ставя допитый стакан на стол:

– Ты же его знаешь, кто он, а мне зачем знать? главное, ты его знаешь, – с тем и ушел к себе.

Наташа, набравшись смелости, позвонила Трунову, но того не оказалось дома. К телефону подошла мать Семена и, узнав по голосу Наташу, в отличие от её отца, принялась с жаром убеждать свою будущую невестку, что лучше Семена она никого никогда не найдет и «напрасно она мучает мальчика».

Ближе к вечеру Наташа собралась пойти к своей подружке, но зазвонил телефон. Это был Трунов.

– Ну что? Решила? – спросил он.

И Наташа представила себе, как все та же ироническая улыбка блуждает по губам Семена. Ей расхотелось говорить Трунову, что выйдет замуж только после венчания в церкви и после того, как Семен покрестится.

– Нет, – ответила она.

Сказала это «нет» так твердо, что Семен истолковал это нет, как отказ выйти за муж.

– «Нет» без объяснений, или же…

– Можно с объяснениями. – Ответила Дягилева.

– Тогда где?

– Можно в парке, у фонтана, – предложила Наташа. «В парке у фонтана» вырвалось само собой.

– Хорошо. Через полчаса я там буду.

До парка было двадцать минут ходьбы, а Наташа была уже одета и потому пришла раньше Семена.

У входа в парк три джипа «Чероки» обогнали её, но затем резко остановились у ворот парка. Пятеро рослых парней выскочили из машин и открыли беспорядочную стрельбу из автоматов друг в друга. Шальная пуля попала в Наташу. Она умерла на руках Семена, по дороге в больницу.

IV

Встреча Лялькина с главой города состоялась вечером в одном из пансионатов. Мымриков обставил дело таким образом, что все вышло случайно, хотя Анатолий Валерьевич сам напомнил ему о Лялькине:

– Устал я что-то, а губернатор не отпускает из города, пока тепло во все дома не подам. Рвет и мечет. Может этот, как его…

– Лялькин, – подсказал Мымриков.

– Это не тот самый…

– Да, наш, тот самый.

– Чудны дела. Помню, он на шахту приходил, лекцию читал какую-то.

– Он в Москве институт закончил. Поразительный, скажу я Вам, человек!

– Ну, давай это как-нибудь в следующее воскресенье, организуй.

И вот это воскресенье наступило. А перед тем Огаркова потеряла Лялькина. Почти пять дней от него не было, что называется, «ни слуху ни духу». Утром в воскресенье он позвонил ей из Новокузнецка и сказал, что у него были деловые встречи, и пообещал прийти в понедельник вечером. Нужно сказать, что беспокойство Зины внезапным исчезновением Лялькина вызвано было не столько вспыхнувшей внезапно страстью, сколько тем обстоятельством, что она почувствовала страшное опустошение в душе, вызывающее ночами ужас. Она буквально лишилась сна, и огромные дозы снотворного погружали её в тягостные кошмарные сноведения.

Огаркова осунулась, подурнела, несмотря на то, что по утрам заявлялась в салон красоты и сидела там по часу и больше, пытаясь придать, как она шутила, «товарный вид» своей внешности.

Когда Мымриков позвонил ей на дом и пригласил поучаствовать во встрече, она отказалась, так как не имела сил выйти куда-либо. Она захотела заплакать, но не могла. Глаза были сухи, и только жгло их, словно перец попал.

* * *

Пансионат Зенково был известен в городе еще со времен советских тем, что там время от времени партийная элита любила в тайне от непартийной общественности расслабляться. Комсомольские вожаки также любили эти места на склоне горы – в любое время года, сочетая спорт и просмотр запрещенных западных фильмов с голыми девочками. Слюна вожделения скатывалась с их губ возжой, как у среднеазиатских верблюдов во время течки.

Потом эти строения облюбовала новая власть, и вместо партийно-угольного генералитета там собирался окружной и московский криминалитет. Словом, история этого комплекса зданий была насыщенной и однажды, в своих стенах принимала рабочую вольницу со всех концов «великого и могучего».