Проклятая реликвия

Растерявшегося Уилла разбудили быстро, и он зажег дешевый светильник. Желтое мерцание осветило крохотную комнатку спартанского вида, но на удивление аккуратную. Из мебели в ней стояли всего лишь низкая кровать, табурет и стол. На столе лежали настольные игры. Одну, круглую дощечку с дырками, заполненными колышками, Баллок узнал, а вторую — нет. Она походила на две соединенные вместе шахматные доски. На них лежали фишки, круглые, треугольные и квадратные. Баллок решил, что это легкая детская игра, специально для простачка Уилла. Мальчик увидел его взгляд и объяснил:

— Этой игре меня научил магистр Фальконер. Он называет ее «философской игрой» и ужасно сердится, если я у него выигрываю.

Баллок улыбнулся, представив себе, как его друг позволяет дурачку выиграть, изображая после этого раздражение. Но Беласет поставила его на место.

— Уиил очень хорошо играет. И мне кажется, что Уильям Фальконер сердится на него потому, что игра требует высшего понимания математики, а магистр воображает, что это только его привилегия. Уилл и у меня выигрывает.

Баллок смущенно кашлянул, не понимая, каким образом этот простофиля может оказаться толковее, чем умная еврейка или его лучший друг. Полная бессмыслица, если только эта женщина не решила повеселиться за его счет. Надо будет потом спросить Фальконера, но сперва нужно выяснить все насчет Яксли и его ночной деятельности.

— Уилл Плоум, ты должен рассказать мне все, что тебе известно о том, чем в последние ночи занимается брат Ричард из аббатства святой Фридесвиды. Ты ведь кое-что знаешь, правильно?

Уилл тревожно взглянул на своего друга, Беласет.

— Брат Ричард совершил смертный грех… — Мальчик замялся.

Женщина с оливковой кожей заглянула своими большими карими глазами прямо в душу мальчика.

— Скажи ему правду, Уилл.

Рассказанная правда ни капли не удивила констебля.

Фальконер стоял, глядя на путь паломника перед собой. Он знал, что обретет просветление в лабиринте. Путь был извилистым, поворачивал то назад, то вперед, и шел через четыре части мессы.

Он шагнул вперед и вошел в Евангельскую Весть. Три поворота, и он в отрезке, представляющем Приношение. Поворот назад — снова Евангельская Весть. Три петли — обратно в Приношение. Две петли — Освящение. Как любое паломничество, любой поиск очищения, этот путь не был прямым. Еще два поворота, и он вошел в последний отрезок. Причащение.

Фальконер стоял в сердце лабиринта, разглядывая шесть лепестков. А седьмая точка находилась у него под ногами, в самом центре лабиринта. Он знал, что здесь и находится Озарение. Под плитой, на которой вырезан Господь в виде масона-каменщика. Идеальное место, чтобы спрятать проклятую реликвию. Плита под ногами слегка покачивалась.

— Оно на вас снизошло?

Голос спокойный и сознательно негромкий. Но Фальконер уловил в нем дрожь.

— Озарение? Да.

Магистр посмотрел через пустоту, бывшую лабиринтом, на высокую, костлявую фигуру, стоявшую между колоннами нефа. Окно-розетка над покрытой капюшоном головой освещалось холодными лучами полной луны. Краски тусклые, тягостные.

— Понимаете, мы все ее трогали. Реликвию. И наши судьбы решились в тот день, много лет назад.

— Смерти ваших собратьев-монахов не были неизбежными, брат Роберт. — Фальконер по-прежнему держался идеи рациональности мира. — Все было в ваших руках, а не в руках судьбы.

— В каком-то смысле вы правы, магистр. Но все же была какая-то неотвратимость в том как они умерли, вам так не кажется?

— Нет, брат Роберт. Вы сами устроили так, чтобы они соответствовали вашему маленькому мирку лабиринта. — Фальконер медленно поворачивался в центре лабиринта, перечисляя каждый из элементов-лепестков. — Минерал — брат Бенедикт Мейсон убит каменной кладкой. Растение — брат Ральф Дорвард отравлен растением. Животное — брат Уильям Хасилбек затоптан лошадью. Человек — брат Томас Дисс убит, предположительно грабителем, хотя это тоже были вы, верно? — Фальконер посмотрел сквозь полумрак на фигуру в капюшоне. Роберт Ансельм не шевельнулся, и Фальконер продолжил свою литанию. — Ангельское — брат Джон Пэстон задохнулся свитком, как в «Откровении». И, наконец, Безымянное — брат Джон Барлей сжат серпом, как поступил наш Господь в «Откровении».

Ансельм с очевидным удовлетворением кивнул симметрии смертей. Но Фальконер еще не закончил. Он начал раскручивать путь из лабиринта, сначала шагая прямо на монаха, но потом повернув налево, в Причащение. Далее полный поворот кругом вернул его на дорогу к выходу только для того, чтобы снова повернуть налево. Двигаясь по кругу к Гармонии, он говорил Действие в мире.

— Чего я не могу понять, это как вы вписываетесь в эту группу. Все они были старыми людьми и привезли реликвию сюда много лет назад. Вы в то время были мальчишкой.