Проклятая усадьба

Таинственную информацию, которой он обладал, Кравцов после «обязательной проверки» намеревался передать «на самый верх». То есть – начальству. И от этой передачи он ожидал для себя существенных бонусов. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что информация эта касалась работы.

С другой стороны, учитывая, что пуля, убившая его, была выпущена из совершенно определенного вида оружия, а также то, что человек, владевший подобным оружием в совершенстве, находился неподалеку, второй вывод тоже очевиден.

Кравцов узнал что-то такое, что касалось Котова, и касалось очень близко. Именно поэтому он и был «заказан».

Здесь обращало на себя внимание то обстоятельство, что сам Кравцов явно старался факт этого своего знания не разглашать. Даже другу его поведение в такие моменты казалось странным.

То есть он, очевидно, понимал, что, если те или иные люди догадаются, что он обладает той или иной информацией, ему несдобровать.

Кого именно он опасался?

Знал ли Кравцов, кто такой Котов и чем именно он может быть опасен? Или он знал что-то о снайпере? Или, может быть, о самом этом тайном осведомителе, который с такой удручающей регулярностью сводил на нет все старания полицейских?

Да и вообще, какое отношение мог иметь незнаемый Кравцов к делу Котова, которым занимались только самые опытные, наделенные всеми регалиями сотрудники?

Нет, все-таки пока здесь очень много неясного. И главная неясность – именно в этом загадочном «как»? Каким образом и по какому поводу мог пересечься с Котовым Кравцов, да еще суметь «насолить» ему, да еще так сильно, чтобы тот, не задумываясь, подписал ему приговор.

Это была настоящая загадка и разгадку Гуров пока не знал.

Чтобы немного отвлечься от проблемы, по которой не имелось решения, он отправился в архив.

Именно там обычно проводил рабочее время знаменитый Иван Иванович Ивлев. «Трижды И», как называли его многие в управлении, и «ходячая легенда», как в недавнем разговоре окрестил его Крячко.

Формально Иван Иванович давно был пенсионером, но продолжал аккуратно каждое утро приходить в управление, и не было дня, чтобы кому-нибудь не понадобилась его консультация. Он так и числился в штате консультантом, получал соответствующую заработную плату, и все в один голос говорили, что если уйдет Ивлев, управление потеряет лучшую часть своего неповторимого имиджа.

– Левушка, детка, – ласково приветствовал Ивлев давно перешагнувшего пятидесятилетний рубеж Гурова, и тому показалось, что сейчас его, как маленького, погладят по головке. – Проходи, проходи, дорогой. Давненько с тобой не виделись. Садись, рассказывай, как дела твои, как успехи?

– Здравствуйте, Иван Иванович, – смущенно улыбался Гуров, опускаясь на стул. – Успехи так себе. Вот решил с вами поговорить, может быть, вы чем-то поможете. Вы ведь у нас как энциклопедия. Может, припомните похожие прецеденты, что-нибудь полезное подскажете.

– Что, дело сложное? – хитро и проницательно глядя, спрашивал Ивлев.

– Не то чтобы очень уж сложное, а загадочное какое-то, мудреное слишком. Непонятно, что к чему. Выехала группа дебоширов унимать, обычный рядовой случай. Ни оружия не применяли, ничего. А в результате один из полицейских – с дыркой в голове.

– Вон оно как, – задумчиво проговорил Ивлев. – А давай-ка я тебя чайком угощу.

– Да я пил уже.

– Ничего-ничего. Ты не стесняйся. Чаек у меня хороший, крепкий. Хочешь – с сахаром пей, хочешь – с сушками. Ты начальника-то своего давно видел?

Слегка растерявшись от этого неожиданного и на первый взгляд совсем не в тему вопроса, Гуров ответил не сразу.

– Нет, недавно, – наконец произнес он. – Сегодня утром видел. А что?

– Переживает он. Неудачи кругом, расстраивается. А ты бы зашел да поговорил с человеком. Расспросил бы, утешил. Неофициально бы отнесся. Он любит тебя, я знаю. Вот и поговорили бы по душам. Не все же под козырек делать да «здравия желаю» кричать. Иногда и по-человечески нужно.

Сердито забулькал, закипая, небольшой электрический чайник, и Ивлев стал доставать из тумбочки стаканы.

Чуя, что неспроста завел старик эти загадочные речи, но не понимая, что он имеет в виду и какую мысль хочет ему внушить, Гуров сидел молча, не перебивая своего собеседника и, весь обратившись в слух, старался разгадать эту новую загадку.

– Так ты, значит, говоришь – дырка в голове у него? – с шумом втягивая обжигающий чай, вернулся к прежней теме Ивлев. – Жалко. Парень-то, поди, молодой?

– Еще и тридцати не было.