Проклятая весна

В нижнем ящике комода она нашла веточки и горсть орехов.

Коллин собрала мусор, высыпала его в ведро и открыла заднюю дверь.

– Карпик!

Она открыла хлебницу, бросила ломтик хлеба в тостер.

– Карпи-ик!

Затем достала джем. Незаконченный кроссворд все еще лежал на столе. Желание. Пять букв, первая – Т. Из тостера выскочил поджаренный кусочек хлеба. Коллин подцепила его, намазала маслом. Одинокая буква Т – как топор. Как развилка дорог.

– Карпик! Пора перекусить! – Она вышла на улицу. В кронах деревьев клубился туман, рододендроны покрывала роса. – Карпик! Идем за яйцами!

Она внимательно осмотрела заросший травой край двора. Теперь точно было ясно – Карпик где-то прячется. Честно говоря, начал это все Рич. Он так картинно прикладывал руку к сердцу, когда Карпик выпрыгивал на него из кустов, что теперь он проворачивал этот трюк ежедневно. Позабытая банка из-под кофе лежала в траве. Карпик каждый раз с нетерпением ждал, когда Рич снимет с нее крышку.

«Вот теперь все как по маслу пойдет», – говорил Рич, вытряхивая из банки дождевых червей. Обычно он ловил рыбу на мушку, но Карпик так старался, что не похвалить его было просто нельзя. Лицо его буквально светилось гордостью и той самой чистой радостью, которая охватывала его каждый раз, когда Рич купал его еще совсем маленьким. Он обожал воду, плескался и трепыхался, словно карась в садке, так что Рич стал звать его Карпиком, а потом кличка как-то прицепилась и стала именем.

У будки лежал ошейник с прицепленной к нему цепью.

– Скаут?

У него еще не зажили царапины после той стычки с дикобразом. Со стороны моря потянуло холодным ветром. Коллин перевела взгляд на холм, и у нее заныло в затылке.

– Карпик? – позвала она, забыв о грусти, которую сдерживала все утро.

– Скаут убежал! – закричал Карпик, выскакивая из зарослей ежевики. Щеки у него были расцарапаны.

Коллин вздохнула.

– Он пошел искать папу, – каждый раз, когда этот пес оказывался на свободе, он несся к Ричу. – Пойдем мыть руки, мистер.

На кухне Карпик слизывал со своего тоста джем. Коллин достала из кухонного ящика мазь от бородавок. Всего несколько недель – и Карпика придется отдать в школу. Красная коробка для обеда, которую она для него купила, таилась за закрытой дверью гардероба. Каждый раз, когда Коллин открывала дверь, чтобы достать резиновые сапоги, коробка таращилась на нее в ответ.

– Покажи мне руку.

Плечи Карпика опустились, но он послушно вытянул ладонь.

«Он слишком хорошо себя ведет», – как-то пожаловалась Энид.

Бородавка у него росла на основании большого пальца. Коллин принялась втирать крем, мысли ее витали, постоянно возвращаясь к встрече в аптеке. Наконец она закрутила крышку, запечатав мечты внутри, и сунула кроссворд под деревянную миску.

Они поднялись на холм и перевалили через хребет, двигаясь к Чесночному ручью. Затем свернули на север по низине. Если повезет, когда они вернутся домой, Скаут уже будет лежать на крыльце.

– А что, если он потерялся? – спросил Карпик, словно она произнесла эту мысль вслух.

– Ничего он не потерялся.

Карпик побежал впереди. Скоро он оставит ее – как это делал каждое утро Рич, чтобы затем вернуться домой усталым и озабоченным миром, в котором ей не было места.

«Дети – как щенки, – говорила Энид. – С двумя справиться легче».

Энид беременела так же легко, как другие женщины подхватывали простуду. Ладно, забеременеть было несложно даже для Коллин – если бы только Рич согласился попробовать. Проблема у нее была в том, чтобы остаться беременной. Она покачала головой. Надо подумать о чем-то другом.

– Что это за ручей? – задала она. Вода бурлила.

– Чесночный.

– Ты уверен? – Они проделывали этот путь уже сотню раз.

– Вот чеснок – он бежит у самых ног, – начал Карпик. – Течет сквозь заросли клевера вплоть до самого севера. Доберешься до полей – вытяни руку поскорей. Иди на восток по Оленьему Ребру, доберешься к форту Юджина поутру.

– А нет более простого пути к форту Юджина?

Карпик взглянул на ладонь.

– Можно просто идти вдоль Затерянного ручья.

– Всю дорогу?

Карпик кивнул:

– Но так будет дольше.

Наконец они вышли на край поляны. Прошло восемь лет с тех пор, как они с Энид продали дом, но Коллин до сих пор становилось спокойнее, когда она приходила сюда, чтобы бросить взгляд на знакомые стены. Еще их прадедушки и прабабушки расчистили эту землю у подножия хребта Оленье ребро. Тут они занимались сельским хозяйством. Мама считала, что если человек может позволить себе есть магазинные консервы – это верный признак, что он чего-то да добился в жизни. В конце она уже почти ничего не ела, но никогда не отказывалась от консервированной груши в сиропе.

Карпик бежал впереди, преследуя стаю домашних птиц. Врассыпную с клекотом бросились куры, утки понеслись следом, тревожно вопя.

– Карпик!

– Да ничего, – окликнула их Джоанна, стоящая в дверном проеме. – Немножко пробежаться им не помешает.

– Ему тоже, – признала Коллин.