Проклятая война

"Господи, что же это такое… Почему меня разрывает сейчас на двое. В одну сторону обида, в другую — страх потерять его. Моё чувство к нему несмотря на боль не угасло. Но вот его чувство ко мне из-за отдалённости и наличия любовницы не могло не утратить остроты. Как же мне жить со всем этим? Как мне быть? Кто бы мне сказал… Отчего всё понятное без него, путается и становится не понятным и совершенно неприемлимым при нём… Ах, если б он всё рассказал сам и сразу, это была бы обида, но не превратившаяся в рану, от которой мне не излечиться никогда. Как же хочется вернуться назад, в предвоенное лето, которое принесло нам обоим столько счастья и остаться там навсегда". Вошли женщины. Искоса поглядывая на меня, продолжили заниматься прерванным делом. То, что они увидели сейчас, давало повод сомневаться в правдивости слухов. Нина обняла за плечи: — "Всё будет нормально Юлия. Будь умницей!" Я киваю. Мысли ж продолжают течь рекой. Как быть умницей, если всю ночь содрогалась от мысли, что эти руки обнимали там её, а губы дарили ласки какому-то там "воробушку". Я с ужасом чувствуя, как его ладонь медленно скользит по моему бедру, старалась отползти в сторону и резко отстраниться. Он подтягивал меня ближе и начинал безумно целовать. Хотелось встать вытереться и пойти помыться. Не скажешь же ему: — "Убери руки, ты мне противен!" Да и это правда только наполовину. Я люблю его. Но ведь он всю ночь убеждал меня в том же. А что, если я просто боюсь признать правду, а она в том, что все его слова ложь и он пытается усидеть на двух стульях?… Нет, нет, я этому не могу верить. Язва тут же ковырнула: — "В то, что он натворит такое не верила тоже…" Точно. Не верила. Новый вздох и меня обожгло:- "А вдруг всё правда и он любит нас с Адой, а тот "воробушек" лишь необходимость?…" Тогда я дура и сама подталкиваю его к ней. Учитывая её шустрость, она не замедлит этим воспользоваться. Нельзя раскисать, надо думать, Юлия, — приказала я себе. — Скорее всего, после госпиталя они не общались и не виделись. Он почти каждые две недели со мной. Что же мне делать, кто б подсказал правильный ответ. Если б знать на сто процентов, что любит нас с Адусей, я б боролась… Но гарантию этих ста не даст даже бог. Не заглянешь ему в душу и там, на фронте, у меня нет помощников. Пресвятая дева, что же мне делать?… Как страшно болит душа. Физические раны затягиваются, а душевные не уверена, что заживают вообще. Я просто сойду с ума. У меня совсем нет сил.

Когда боль, заключив союз с тревогой за него, особенно изощрялись в моих терзаниях, я запиралась в комнате, залезала с ногами на диван, брала томик стихов Пушкина и начинала в сотый раз перечитывать его. Но строчки великого поэта на этот раз вместо успокоения унесли в ту же плоскость. Борьба за свет с тенью, за лучшую долю, за жизнь и любовь… Человеку свойственно бороться. Он выживает борясь. Моя жизнь не просто моя. Она сплетена с Адусиной, его… Значит, я ответственна принимая решения и за их жизни. Но ведь и он тоже… Почему я думаю, об ответственности перед другими, а он нет. Ведь именно близкие любят и ждут вопреки всякой логики. И именно они находятся под ударом при совершении неверного шага или ошибки. Каждый должен отвечать за свои шаги по земле. Нельзя выезжать на терпении близких, эгоистично пользуясь им. Два пути. Как быть: обидеться и наказать или разобраться, простить и быть счастливой? Но это непростая борьба с бедой, с собой…

Тихо передвигались вокруг женщины. Тихо делали своё нужное для фронта дело. Это не пушки и не снаряды, но посылки так ждут на фронте.

Возвращалась домой. А рядом спешили тоже женщины. Усталые, простые. Их молодость выпала на военные и выпадет на послевоенные годы. Она жалкая, голодная, нищая и для многих безмужняя, но они будут счастливы даже крохам- яркому платочку, новым туфлям, случайной любви… Это их время и их жизнь.