Жуков в тот же день, сухо попрощавшись, сел в самолёт. Рутковский наблюдал до тех пор, пока машина, взвив в небо, не взяла курс на Москву. Волновался ли он, беря на себя такую ответственность? Да, безусловно. Уже накопленный опыт и уверенность в себе, давало надежду. К тому же он знал, выживет или умрёт здесь. Опять же, раз Жуков уступил, значит, уверен, что дела и без него пойдут, как надо. Улучив минутку сел написать письмо домой. "Дорогие мои! Перелёт к новому месту совершил благополучно. Уподобился перелётной птице и потянулся на юг. К работе приступил с первого же дня и со всем остервенением и накопившейся злобой направил усилия на истребление фрицев-этой проказы… Наступит время, и фрицы будут биты так же, как били их при Александре Невском.
Теперь немного о себе. Здоров и бодр. Несколько дней жил в землянке — чаще бываю в разъездах. Теперь живу временно в деревянном домике. Вот это подлинно избушка на курьих ножках. Возможно. В недалёком будущем условия улучшатся, но некоторое время ещё придётся возвращаться в землянку.
Здешняя местность — копия Даурия. И когда я вылез из самолёта, невольно стал искать глазами даурский городок. Растительности никакой. Голые сопки и степи. Уже несколько дней дует сильный ветер и поднимает столбы пыли. Придётся заводить себе очки, а то начали болеть глаза. Зато зубы чистить не надо — прочищаются песочком, который постоянно трещит на зубах.
По вас скучаю очень сильно. Эта тоска ещё усиливается сознанием большой удалённости… Душой же чувствую вас рядом с собой. Как живёте вы. Пишите обо всём. Буду рад получить от вас весточку. Сознание того, что там, вдали, живут дорогие мне два существа, думающие обо мне, вливает тепло в мою душу, придаёт мне бодрости и сил. Ваш Костя". Он надеялся, что Люлю ответит, не зря вспомнил Забайкалье. Но письмо пришло только от Адуси. Люлю по-прежнему молчала. Он сел писать ответ и жалуясь в конце на то, что Юлия молчит, попросил дочь уговорить маму написать ему строчку, хоть два словечка…
С утра отправился на передовую к Жадову. Надо изучить местность и направление будущего удара, а так же боевые возможности соединений армии. Пробыл там целый день, но в подробностях изучал положение дел на месте, обошёл все траншеи и окопы, лично познакомился с командирами и бойцами. Ведь именно они будут воплощать его планы и замыслы. Он слушал их внимательно, вдумчиво смотря в глаза. Так человек больше доверяет и раскрывается. Потом спустился в блиндаж к ожидающим его командирам соединений. Завтра наступление в сводках это называется "бой местного значения", надо поставить задачи. Идут фронтовые будни. Ночью из блиндажа вывели на воздух солдатские песни. Пели солдаты, большим, могучим хором пели. Ох как хорошо пели. Заслушаешься. Немцы прекратив обстрел тоже слушали. Пела скучающая по дому, мирному делу, детишкам и любимым, душа солдат. С его подходом тихий разговор на минуту умолк. Рутковский присел к солдатскому огню на корточки, достал уголёк и раскурил папиросу, курил одну за другой и слушал. Он тоже скучал, его душа тоже летела к жене и плакала в разлуки.
Ему рассказывали, как встретили его появление здесь солдаты. Хоть и скрывали фамилию, а он проходил по сводкам и радиоперехватам как Донцов. Но солдатский телеграф не обмануть и слух о том, что Рутковский назначен командующим Донским фронтом, облетел войска. "Значит, отобьём фрицам печёнку", — говорили солдаты. "Он покажет им, где раки зимуют, поскручивает нечисти рога". "Он им Волгу не отдаст. Придаст такого же ускорителя, как и от Москвы". Не скрыть, было приятно. К тому же психологический фактор на войне не последнее дело, он придавал солдатам уверенности в победе, а это перед сражением важно. Не начав сражение, они знали, что победят. Просто здорово. Придётся не разочаровывать армии и поработать на победу.