Проклятая война

Слышал её в гражданскую. С другими словами. Пели "белые". И там и тут — боль за Родину. Надо признать- то было другое время и иное звучание. Об этом лучше забыть сейчас. Возможно, когда- нибудь придёт время… Время чествования георгиевских крестов и любви к Родине.

Водитель, сноровисто объезжал воронки от взрывов, ими было изрыто всё шоссе. Над нами висел "мессершмитт", но водитель не сбавлял хода. Времени в обрез, а нам надо было добраться до района выгрузки резерва. Было холодно, ветер пробирал до костей, нося по замёрзшей траве редкий колючий снег. "Как там в окопах?" В начале ноября развезённую осенней распутицей землю по вечерам обнимал ранний морозец. Погода была скверная — дождь пополам со снегом. На станциях шла выгрузка, прибывающего в столицу резерва, её прикрывала пара краснозвёздных истребителей. Взгляд застревает в небе: в разрыве туч пробилась зловеще-красная полоса. Мало сил и крайне мало резерва. Десять километров оперативной пустоты. Прикрывать нечем. А надо удержать. Как там танкисты, справятся ли с задачей? Приказываю ехать к Катукову. Его 4-ая танковая бригада переброшена мне. Не виделись с начала войны, выжил курилка. Кроме воспоминаний обговорим и ближайшую его задачу. Через неделю наступление. Броневик сопровождения поворачивает вслед. — Вольно! — остановил я кинувшегося навстречу Катукова и обнял его. — Здорово Катуков! Давненько не виделись, ну пойдём к тебе, расскажешь, что ты там натворил с Гудерианом. Как радостно встречаться с выжившими, и как тяжело слушать о погибших.

7 ноября. В мирное время это был праздник, сейчас не до этого. И вдруг, как гром среди ясного неба, войска облетела весть. Парад. Над главами Василия Блаженного, над кремлёвскими зубцами нависал жгучий мороз. Ветер хлестал по щекам. Именно в это снежное утро по площади прошли, чеканя шаг, войска. На трибуне правительство. С заиндевевшей брусчатки площади войска уходили по улице Горького на Волоколамское шоссе, на фронт и прямо в бой. Шёл резерв. Сибиряки. Праздник состоялся.