А кое-кому при одном взгляде на эту картину на ум невольно пришли пренеприятнейшие мысли о собственном кошмарном замызганном платье. Кое-кто покрылся потом, пытаясь вычислить – заглушает ли витающий в гостиной аромат алкоголя помоечную вонь или же наоборот, оттеняет. Этот кое-кто до того сконфузился, что даже попытался сунуть недопитый бокал с виски под диванную подушку.
Замешательство мое, казалось, длилось целую вечность, но, уверяю вас, так лишь казалось. В отличие от впавшего в столбняк Эмерсона я, как всегда, была на высоте и секунды через две справилась с дурацким смущением. Поднялась с дивана, отослала Уилкинса, поприветствовала гостью, указала на кресло, предложила чаю. Присесть мадам согласилась, а чай отвергла. Я выразила соболезнования, добавив, что смерть сэра Генри стала потерей не только для его близких, но и для науки в целом.
Как видите, читатель, самообладание вернулось ко мне вместе с природной дальновидностью. Услышав последнее замечание, Эмерсон вмиг вышел из ступора, но в кои веки не разразился желчной тирадой по поводу никчемности археологических усилий сэра Генри. Дело поистине неслыханное! Ведь по мнению моего дорогого супруга, ничто, в том числе и смерть, не может служить неучу оправданием.
Однако тех жалких крох деликатности, которыми природа одарила Эмерсона, не хватило, чтобы согласиться с моей высокой оценкой заслуг сэра Генри. Или хотя бы смолчать.
– Э-э... гм-м... – выдавил он. – М-да. Прискорбно. А что за чертовщина приключилась с Армадейлом?
– Эмерсон! Сейчас не время...
– Нет-нет, умоляю, не волнуйтесь! – Прекрасная вдова вскинула холеную ладошку, продемонстрировав небывалых размеров траурное кольцо из сплетенных седых волос. Не иначе как память о
Вот еще! Только этого не хватало! Терпеть не могу имечко, которым родители Эмерсона наградили своего старшего сына. Прежде мне казалось, что он и сам относится к этому выбору с отвращением. Однако вместо того, чтобы по обыкновению съязвить в ответ, Эмерсон расплылся в идиотской улыбке.
– Так вы, оказывается, старые знакомые? – процедила я, пристроив наконец бокал с виски за цветочным горшком.
– О да! – пропела леди Баскервиль, пока мой муж пялился на нее с глупейшей ухмылкой. – Жизнь развела нас на несколько лет, а прежде мы были дружны. Ах, что это были за времена! Голова кружилась от юности и страсти – страсти к Египту, разумеется. Я ведь была совсем девчонкой, когда дорогой Генри завоевал мое сердце.
Гостья промокнула глаза воздушным платочком с отделкой из траурных кружев.
– Ну-ну... ну-ну... – промямлил Эмерсон. Таким голосом он обычно разговаривает с Рамзесом. – Не нужно отчаиваться. Время лечит.
Кто бы говорил! Человек, который ощетинивается при одном упоминании ненавистного ему «светского общества» и в жизни не выдавил из себя ни единой избитой вежливой фразы!
Я не верила своим ушам. И глазам. Эмерсон, пританцовывая, засеменил к безутешной вдове. Еще секунда – и он, пожалуй, примется гладить ее по плечику!
– Истинная правда, – встряла я. – Однако погода разбушевалась не на шутку, леди Баскервиль, да и вид у вас усталый. Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами ужин?
– Благодарю, вы очень добры. – Мадам отняла платочек от совершенно сухих глаз и сверкнула жемчужным оскалом в мою сторону. – Но у меня и в мыслях не было вторгаться в вашу жизнь. Я остановилась поблизости, у друзей, они ждут моего возвращения. Уверяю, я не ворвалась бы так бесцеремонно в ваш дом, если бы не срочное дело.
– Дело? – переспросила я.
– Дело? – вопросительным эхом отозвался и Эмерсон.
Не знаю, как ему, а мне лично суть дела, приведшего леди Баскервиль на наш порог, стала ясна сразу же. Подобные догадки мой ученый муж называет «преждевременными умозаключениями». Глупости. Простейшая логика – вот что это такое.
– Да, дело, – подтвердила леди Баскервиль. – Я и так отняла у вас массу времени. Позвольте перейти к главному. Рэдклифф, вы упомянули имя бедняжки Алана. Значит, вы в курсе последних событий?
– Мы не пропустили ни одного сообщения из Луксора, – кивнул Эмерсон.
– Мы? – Широко распахнутые черные глаза обозрели меня с любопытством. – Ах да! Кажется, до меня доходили слухи об увлечении миссис Эмерсон археологией. Что ж, тем лучше. Ей будет интересно послушать. А я-то боялась ей наскучить.
– А вы не бойтесь. – Я хладнокровно достала бокал из тайника за цветочным горшком.
– Спасибо, дорогая, очень мило с вашей стороны. Итак, Рэдклифф, сначала отвечу на ваш вопрос: о бедном Алане по-прежнему ничего не известно. Он как в воду канул. Только подумаю о нем... и о моем дорогом Генри... ах, прямо сердце разрывается.
В ход снова пошел траурный платочек. Эмерсон сочувствующе цокнул. Я же, как и положено благовоспитанной даме, припав к бокалу, хранила молчание.
Отыграв сцену с платочком, леди Баскервиль продолжила: