Проклятье фараона

– Очень жаль, – с тонкой улыбкой согласилась гостья. – Что поделать... Теперь, познакомившись с вашим очаровательным ребенком и обворожительной супругой (тут мне пришлось вернуть ей улыбку), я могу понять, почему связанный семейными узами человек не горит желанием сменить домашний уют на полную опасностей и неудобств жизнь в Египте. Ах, мой дорогой Рэдклифф, вы стали истинным семьянином! Прелестно! Просто прелестно! Какая радость видеть вас наконец устроенным и успокоившимся! И это после стольких лет неугомонного холостячества! У кого повернулся бы язык винить вас за отказ? Никто из нас, разумеется, не верит во всякие проклятия и тому подобные глупости, однако в Луксоре действительно происходят странные вещи. И я понимаю, что сломя голову броситься навстречу неизвестным опасностям способен лишь человек мужественный, горячий, даже отчаянный. Счастливо оставаться, Рэдклифф... миссис Эмерсон. Приятно было с вами встретиться. Нет-нет, умоляю, не провожайте. Я и без того доставила вам уйму хлопот.

Вот это я понимаю – актриса! Начала за здравие, кончила за упокой. Куда только девались шелестящий баюкающий голос и умиротворенный тон. Леди Баскервиль метала фразы, точно индеец – дротики. Несчастный Эмерсон стал сине-багровым; попытался было прохрипеть что-то в ответ, но мадам лишила его даже этого ничтожного удовольствия. Грациозно развернувшись, леди Баскервиль в траурном облаке кружев и газа выплыла из гостиной.

– Ч-черт! – Эмерсон в сердцах пнул диван.

– Из ряда вон наглая особа, – согласилась я.

– Наглая?! Ничуть не бывало! Она попыталась как можно приличнее высказать то, о чем остальные предпочитают молчать. «Истинный семьянин»! Дьявольщина!

– Слышу речи мужчины... – разозлилась я.

– Неужели? Поразительно! Я давно уже не мужчина, а дряхлая старуха! Развалина, которой только и осталось, что греть у камина свою...

– Давай, договаривай! Твоя дамочка знала, что делала. Она именно на это и рассчитывала. Неужто сам не заметил, с какой злобной точностью она подбирала слова? Выудила все мыслимые и немыслимые оскорбления, разве что не добавила...

– "Под башмаком у жены"! Тут я с тобой согласен. Сказать такоеей воспитание не позволило.

– Ах, так ты, значит, у меня под башмаком?!

– Да нет же. Конечно, нет, – пошел на попятную Эмерсон. Я, впрочем, ничего другого и не ожидала. Непоследовательность в спорах, как известно, отличительная черта всех мужчин. – Ты пытаешься, как всегда...

– А ты вечно пытаешься на меня давить. Но моя сила воли...

Двери гостиной распахнулись.

– Ужин подан! – объявил Уилкинс.

– Отложите минут на пятнадцать. – Я повернулась к Эмерсону. – Если мы сейчас же не попрощаемся с Рамзесом...

– Знаю. Пойду почитаю ему, а ты пока переоденься. Не желаю садиться за стол с респектабельной клушей, от которой несет помойкой. Как ты посмела заявить, что я на тебя давлю?

– Я сказала – пытаешься. Ни тебе, ни кому другому добиться успеха не удавалось и не удастся.

Дворецкий посторонился, пропуская нас в коридор.

– Благодарю, Уилкинс, – бросила я.

– К вашим услугам, мадам.

– Что же до пресловутого башмака...

– Прошу прощения, мадам?

– Это я не вам, Уилкинс, а профессору Эмерсону.

– Да, мадам.

– Я сказал – под башмаком, – прорычал Эмерсон, топая вслед за мной по лестнице, – значит, под башмаком!

– Ну и соглашался бы тогда на предложение этой скорбящей красотки. Думаешь, я не видела, что ты готов был в ту же секунду сорваться с места? Ахах! Представляю себе эту идиллию! Всегда вместе – день за днем, ночь за ночью, под бархатным небом Египта...

– Брось, Амелия. Что за дурацкие фантазии. Бедняжка ни за что не вернется в Луксор; там же ей все будет напоминать об утрате.

Я расхохоталась.

– Нет, вы только послушайте! Неподражаемая наивность. На такое только мужчина способен. Уверяю тебя, в Англии вдовушка не задержится. Умчится в Луксор при первой же возможности, особенно если там будешь ты.

– Меня там не будет!

– Это почему же? Кто мешает?

Мы поднялись на второй этаж. На площадке Эмерсон свернул направо – в сторону детской. Я же двинулась налево, в нашу спальню.

– Ты скоро? – бросил через плечо Эмерсон.

– Через десять минут.

Мне и десяти не понадобилось, чтобы сбросить насквозь провонявшее серое платье, надеть другое и дойти до детской. В комнате было темно, если не считать золотистого круга от ночника, рядом с которым устроился Эмерсон. Рамзес лежал в кроватке – глаза в потолок, ручки по швам, весь внимание. Очаровательная семейная картинка. Если, конечно, не прислушиваться к вечерней сказке:

– ...более детальное изучение ранений, в частности раздробленных лобной и височной костей, а также пробитой грудины и расщепленных позвонков, дает возможность воссоздать обстоятельства смерти фараона.

– А-а! Уже добрались до мумии Секвененре, – сказала я, переступая порог.

В полумраке раздалось бормотание вырванного из раздумий человека:

– Мне кажется, без кло-вло-пло-лития не обошлось...

– Без чего? – Эмерсон озадаченно нахмурился.