Проклятье или ничейная земля (СИ)

— На этом у нас все. — Он резко развернулся и тут же исчез. Вик даже моргнуть не успела. Только открытая дверь и напоминала, что он тут был.

Женщина в приемной от неожиданности вскочила на ноги. Из неё вырвалось что-то восхитительно ругательное.

Эван при виде женщины побелел и пошатнулся, вцепившись руками в столешницу. Дерево вспыхнуло под его пальцами, и Вик впервые узнала чувство ревности — в сердце Эвана вспыхнуло такое пламя искренней любви, что можно было обжечься и сгореть. Узнавание, неверие, боязнь ошибиться и бесконечная нежность. Вик поджала губы: эта незнакомка была чуть младше Эвана и лучше ему подходила. Хорошо, что сейчас появился фермент, Эван не будет привязан к Вик навечно из чувства долга. И все же где-то в глубине души у Вик подвывала лиса: «Мое! Не отдам!»

— Лера Августа… Баронесса Ровенширская? — еле слышно уточнил Эван.

Женщина улыбнулась, входя в кабинет:

— За исключением баронессы, все остальное верно. Я рада, что ты еще помнишь меня, Эван. Ты так похож на отца…

Вик без сил опустилась на стул — это была тетя Эвана! Бешеные белочки, она приревновала Эвана к его тете.

Оливер пробурчал, когда Эван рванул из-за стола обнимать леру Августу:

— Серая долина. Не зря она волновалась тоже!

Грег кивнул:

— Боюсь представить, сколько оттуда вышло немертвых.

— Всего лишь я одна, леры. Магия крови всегда была в жилах Игнисов, потому я и переродилась.

В приемную спешно влетели Йорк и Ванс. При виде леры Августы они переглянулись и… Вик поняла, что соперничество за руку и сердце единственной немертвой будет серьезным. Впрочем, это даже к лучшему: отвлечет Ванса от нериссы Орвуд.

Отдышавшись и порадовавшись вместе с Эваном за леру Августу, Вик помчалась в подвал — у неё появились вопросы к Чандлеру. Жаль, что Одли уже ушел. Ничего, он узнает завтра. Быть может, в нере Чандлере проснется все же совесть.

Вик остановилась перед решеткой одиночной камеры — Чандлер лениво сел на койке, поправляя волосы.

— Почему вы не пошли в политику, нер Чандлер? Это было бы проще и действеннее. Вам бы писали речи, вы бы пламенно их произносили перед толпами и камерами, выступали бы по радио… Так освободить вашу сестру было бы проще.

Он удивленно наклонил голову на бок:

— О чем вы?

— О вашей сестре и вашем неправильном выборе.

— Идти против храма нереально.

— С вашей-то харизмой. За вами бы пошли.

— Не думаю.

Вик качнула головой:

— Выбранный вами путь сделал вас убийцей, и свободу эфирницам не дал.

Чандлер усмехнулся:

— Еще даст — амулеты нужны, а рынок завален подделками. Храмы заработают на амулетах бешеные суммы — сестра сможет накопить на выход из монастыря. Она откупится. Я знаю. Она целеустремленная особа и привыкла сама всего добиваться не то, что вы, рожденная с золотой ложкой во рту, глупая-глупая девочка.

Вик прищурилась — она часто такое о себе слышала:

— Вы ошибаетесь. Мне никогда ничего не давалось легко. Я с шести лет играла в прятки с инквизицией. Я сама по крохам знаний училась магии. Я умирала от потенцитовой интоксикации, я пережила два силовых шторма, один из которых сама смогла погасить. Мне не было легко, и в пути мне помогали хорошие люди. Я уважаю закон и верю, что он всегда побеждает. И потому я сейчас пойду домой, чтобы завтра или послезавтра заняться освобождением эфирниц из стен монастырей, а вы предстанете перед судом и не сможете посмотреть в глаза своей сестры и сказать ей: «Я сделал все, чтобы освободить тебя».

Чандлер упрямо повторился:

— Я сделал все, чтобы освободить свою сестру.

— Так сделайте еще чуть больше — признайтесь и сдайте своих подельников, ведь паутина фальшивоамулетничества затянула не только Эребу, но и Генру. Помогите закону, не дайте появиться новым жертвам подделок, и это вам зачтется. Думайте.

Вик пошла прочь — её ждали дома: муж, дети, друзья и новая родственница. Вслед её неслось:

— Я дам показания!

Закон восторжествует. Вик сама себе дала обещание, что больше никогда и ни за что не будет нарушать его, например, воруя улики, как было в деле нериссы Бин.

Эпилог

Город как с ума сошел после объявления независимости: веселье перевалило за вторую седьмицу и останавливаться не собиралось, словно в город вернулся прерванный Тальмой и войной Вечный карнавал. Страшно было представить, что будет твориться в Летний карнавал. Город пел в сотни голосов и плясал, как в последний раз, осыпаемый лепестками расцветших персиков и лайл. Пахло сладко и горьковато, и от одного этого аромата голова кружилась от счастья. Ночи стали теплыми и звездными. Вик старательно гнала прочь действующую даже на неё романтику Аквилиты. Дел по-прежнему было много.