Проклятье Вейссеров

Собственно, только это и было способно привести подавленного Вайса к гадалке — мужчина, испробовавший массу способ развеять гнет одиночества с каждым месяцем набирал в себе черноту обреченности. Траверс старательно отгонял мысли о самоубийстве, как наиболее действенном способе вырваться из жизни, больше всего похожей на игру в ограниченно разрешенных казино, где его угораздило оказаться за столом с шулерами невероятного мастерства. Что же, сильный мужчина легко мог «перевернуть стол», однако рассудительность и вплавленная общением с дейнезианцами рациональность пока что успешно отражали нападки фатализма. Пока что… В любом случае, ему пришлось несколько месяцев торговаться с самим собой, прежде чем решиться на непростительно наивный поступок — начать поиски специалиста-эзотерика. Пффф, для Траверса, мастера по ремонту и восстановлению сложной, ответственной техники, само слово «специалист» в этом употреблении воспринималось подобно оскорблению.

Тем не менее, сейчас Вайс понуро отвечал именно на вопросы такой специалиста, которые, даже не будучи заданными, все равно болезненно впивались в сознание, безжалостно сдирая едва наросшую корку с незаживающих ран. Гадалка, между тем, оказалась удивительно красивой женщиной — крупные черты ее лица смотрелись, при этом, аккуратно собранными, словно несли на себя печать иллирианских биотехнологий, что являлось нонсенсом для Твердыни. Ее глаза — глубокие и проникновенные, обрамлялись сетью из десятков тончайших морщин, пролегавших целой сетью на светлой коже. Заметив взгляд Вайса, чуть более пристальный и длительный, чем стоило, она незамедлительно бросила ему насмешливый вопрос:

— Что, нравлюсь? Или ты об этом? — жестом гадалка указала на трудно различимые каньоны возраста и опыта, испещрявшие уголки глаз, — Все мы платим жизни определенную цену. Каждый за свое.

Ее слова таили в себе нечто глубокое, чужеродное и опасное для Траверса, считавшего идеалом человечества тот символ, какой являли собой дейнезианцы, отринувшие слабости с пороками, изначально присущие людской породе.

— Давай, проходи. Посмотрю тебя, — скомандовала гадалка, не одарив Вайса и мимолетным пригласительным взглядом — в конце концов, он находился на ее территории и пребывал в состоянии, когда даже его гордыня, вскормленная годами осмысленного труда и совершенствования, покорно опустила голову, отдавшись на волю судьбы.

Траверс, старавшийся лишний раз не думать об ожидающих его здесь сомнительных и дикарских «процедурах», готовился к чему угодно, кроме идеально чистой комнаты с аскетичным, если не сказать, нарочито бедняцким внутренним убранством. Собственно, его встречала лишь жесткая лежанка с высокой спинкой, куда безапелляционно указал белый палец хозяйской руки, лишенной загара. Несмотря на кажущуюся твердость, поверхность странной конструкции для возлежания посетителей оказалась поразительно комфортной. Что же, сомнительный плюс… все равно этот визит являлся совершенно бредовой затеей. Жизнь, согласно только ей ведомой причине скрутила ни в чем не повинного мужчину до состояния «бараньего рога». Таким образом, Траверсу было нечего терять или опасаться — в любом случае, хуже стать не могло. Хуже было, попросту, некуда — вышеупомянутая стена, жестокий «друг» и неутомимый спутник Вайса, надежно отсекала от него возможность завести семью или, на крайний случай, отдаться в сладкие и порочные путы желанного блуда. Между тем гадалка, которая по прежнему не удосужилась сорвать перед Траверсом покров тайны со своего имени, ловким движением вытянула из-за основания лежанки рамку, блестевшую тонкими линиями нержавеющих труб. Предвосхитив справедливый вопрос, начавший тлеть в глазах Вайса, она объяснила:

— Я чувствую за твоими плечами что-то огромное, куда больше, чем ты и вся твоя раздутая важностью жизнь. Я погружу тебя в гипноз, и ты ответишь на вопросы, на которые при всем желании не сможешь ответить в сознании. А это, — глаза женщины мазнули по металлической рамке, — Для моей безопасности. Ты мужик здоровый, вдруг, начнешь дергаться, — впервые за все время губы гадалки расцвели скупой и едва теплой улыбкой.