Проклятье Жеводана

Он резко оторвался от чтения и обратил хмурый и растерянный взгляд на меня.

– Это… – Франсуа тряхнул бумагой, не находя никаких слов.

Я улыбнулся и пожал плечами.

– Что? – спросил я. – Я переписал письмо своей рукой. Я не так глуп, чтобы отдавать тебе в руки подлинник. Ты бы его сразу же уничтожил, ведь… ну, ты сам все прекрасно понимаешь. Узнаешь, кто бы мог сказать такое?

– Дядя сохранил подлинник? – сглотнув, произнес он.

– Нет, – я мотнул головой. – Папа даже не видел подлинника. И не знает о его существовании. Ну и, конечно же, он не должен узнать. Присаживайся, у тебя ближайшие пару лет не будет дел важнее этого.

Он сел напротив меня в кресло и будто бы все еще не мог поверить собственным глазам. До отчаяния было далеко, но он предпринимал к нему все шаги, вновь осознанно вглядываясь в строки.

– В тот вечер отца не было дома, когда принесли это письмо. Мне, разумеется, отдали его безо всяких вопросов, – усмехнулся я. – Знаешь, в тот вечер нутро мне подсказало, что стоит рискнуть.

– Как давно ты следил за перепиской наших отцов? – хмуро спросил кузен, откинувшись назад.

– А, ты все еще считаешь графа Сержа де Ботерна своим отцом? – прицокнув, я замотал головой и кивнул на письмо. – А вот покойный граф так, видимо, не считал…

– Как давно? – упрямо повторил Франсуа.

Я засмеялся, помотав головой.

– Ох, веришь нет – я всего выкрал то ли два… да, у своего отца я выкрал два письма за всю свою жизнь. Первое я стащил из какого-то жгучего азарта. Мне хотелось вкусить чего-то запретного, но притом вполне безобидного. С этим письмом от покойного дяди Сержа дело обстоит совсем иначе.

– Ты все еще зол на меня из-за тех зверей, – тяжело вздохнул Франсуа, но вдруг нахмурился больше прежнего и опустил взгляд на самый низ письма.

– Погоди-ка… погоди-ка, братец… – произнес кузен, как-то слишком быстро сбросив ту растерянность, которой я даже не успел вдоволь насладиться.

Я свел брови, не радуясь этой необъяснимой и непонятной перемене в его лице.

– Ты хранишь его… – пробормотал кузен, закинув голову куда-то вверх, точно на потолке кем-то заблаговременно были начертаны ответы.

– Больше шести лет? – спросил он, обратив взгляд на меня.

Вот сейчас мне окончательно разговор перестал доставлять удовольствие. Более того, нутро подсказывало мне бросить какую-нибудь колкость и спешно покинуть Франсуа, оставив его один на один с позорным секретом на руках. Незримый экватор был вероломно нарушен, и мои стороны света не просто перепутались, а исчезли вовсе, не оставляя никаких ориентиров.

– Все это время ты хранил это письмо от моего чертова папаши?.. – спрашивал кузен, тряхнув бумажкой.

Не ожидая такого выпада, я все равно не растерялся.

– Я не такой уж и болтливый, каким кажусь, – широко улыбнулся я, но отвел взгляд к окну.

В самом деле, из-за закрытой двери становилось невыносимо душно.

– Даже когда я рисковал своей жизнью, выискивая ту мразь по скалистым утесам Алжира, даже тогда ты не счел нужным уничтожить это письмо? – спросил Франсуа.

Я сохранял хладнокровие, желая ничего не отвечать вовсе, что заметно раздражало кузена.

– Перейдем сразу к делу? – спросил я.

– Шесть лет? – нервно усмехнулся Франсуа, проводя по лицу. – Не может быть. Не верю, братец… Я был готов умереть за тебя, и ты знал об этом!

– Ну, если я обманываю тебя сейчас, попросту уничтожь ту бумажку у себя в руках и возвращайся на торжество. Я уверен, по благородному месье твоего статуса все уже соскучились.

– Этьен, – твердо произнес Франс, заглядывая мне в глаза.

Я чуть вздернул подбородок, научившись таким образом смотреть сверху вниз, даже когда собеседник превосходил меня в росте.

– Мы же были совсем детьми… – произнес кузен, мотая головой. – Я понимаю, что сейчас ты зол на меня. И мне искренне жаль. Но… тогда? Ты решил сохранить это письмо? Уже тогда у тебя было желание разрушить мою жизнь?

Я сглотнул, насилу выдержав этот взгляд.

– Ты уже тогда ненавидел меня настолько? – последнее слово он произнес невыносимо.

Это поганое «настолько» до сих пор превосходит в своей омерзительной противности и скрежет металла по стеклу, и любые животные вопли. Я до сих пор не знаю слова более гадкого и искать не собираюсь.

– Получается, так, – ответил я, не в силах отвести взгляда, я бы не простил себе такой слабости.

Он грубо скрутил письмо, плотно стиснув зубы. Я молча наблюдал.

– Да пошел ты, – Франсуа бросил мне под ноги смятый комок бумаги.

По правде сказать, я был обескуражен его дерзостью в своем отношении, особенно учитывая все открывшиеся ему обстоятельства.

– О чем еще ты молчал годами? Подумать только… Десять? Ты с десяти лет мечтаешь со мной расправиться?

– Не льсти себе, – бросил я, резко вставая с дивана. – Ты говоришь слишком нагло со мной.

– Что с тобой не так? Ты явился на мою свадьбу с этим письмом… И я не поверю, что дело в наследстве, – тут что-то другое. И даже не эти твои псины… Шесть лет… серьезно?

Я сглотнул, скрестив руки на груди.

– Ладно, – Франсуа поджал губы. – Ладно, Этьен. Чего же ты хочешь? – спросил он, разведя руками.

И мне стало не по себе. Я снова увидел ее.