Проклятье Жеводана

Я увидел свою тетю Арабель. Франсуа, особенно сейчас, будучи в нервном возбуждении растянул рот в улыбке, хотя это никак нельзя назвать улыбкой, но никакого другого слова мне не приходит на ум.

Он смотрел на меня этим жутким косым взглядом, заставляя меня замереть от ужаса. По виску спустилась холодная струйка пота.

– Чего? – переспросил кузен, видимо, действительно ожидая какого-то ответа, которого я не мог дать.

Тот жуткий образ будто бы растаял в воздухе, но мое сердце продолжало бешено колотиться, и я все еще стоял, оцепеневший перед призраками прошлого.

Тот кошмар, который буквально зарыт в землю на моих глазах, ожил передо мной в лице сына Арабель.

– Я дам тебе знать, – произнес я, едва ворочая языком.

В горле стояла сухость, и я боялся поднять взгляд на кузена, ведь я мог увидеть Арабель.

Как будто чувствуя мой страх, кузен сделал шаг ко мне и положил руку на плечо. Когда мы встретились взглядами, меня выворачивало изнутри от этого снисходительного сочувствия.

Я убрал его руку и коротко кивнул в знак окончания нашего разговора.

– Ах да… – протянул Франсуа, оглядывая меня с головы до ног. – Ты ведь и сам не знаешь.

* * *

Прошло несколько дней с того разговора, но я все еще прокручивал его раз за разом, пытаясь понять, когда именно все пошло не так.

Я лежал в горячей воде, рассматривая гобелен на стене. Оттуда, с тканого полотна на меня взирали нежные лица дев с миндалевидными глазами и волнами медных волос. Их руки ласково гладили оленят, а ноги ступали на душистый луг меж цветов и ягод.

Пейзаж, сложившийся из множества нитей, манил, чаровал, и будто бы до меня доносился свежий душистый запах хвои и мокрой земли. Эта искусная работа на какое-то время могла меня отвлечь, но, право, ненадолго.

Как будто бы та душная комната с мягко вздымающимися занавесками не отпускала меня, и я снова оказался перед Франсуа один на один. В моих руках крутится кусок бесполезной бумажки, который, казалось бы, должен был привести кузена в оцепенение, но вместо этого сам Франс безо всяких усилий выбил мне почву из-под ног.

«А ведь в самом деле… шесть лет», – тяжело вздыхал я, проводя горячим полотенцем по лицу.

Сейчас я сам себя мучил теми вопросами, которые так некстати мне задавал Франсуа. Я был уверен, что, поставив кузена в зависимое положение, я смогу испытать удовольствие превосходства над соперником, который постоянно обыгрывал тебя. Но вместо этого я чувствовал себя лишь еще более разбитым и жалким.

Мое тело слишком расслабилось в ванне, и потому, когда я собрался уже вставать, гнусная тяжесть навалилась на меня. Преодолев это ощущение, я предстал перед большим зеркалом в резной деревянной раме. Прищурив взгляд, я пристально вглядывался в собственное отражение, боясь найти ответы, с которыми потом придется как-то жить.

На левом плече до самой шеи тянулся кривой рваный шрам от укуса, который навеял мне грустные воспоминания о моих питомцах, которым я оказался недостойным хозяином. Вздохнув, я заметил шевеление своих ребер, проступающих под тонкой бледной кожей. Рука сама потянулась коснуться этого шрама, этого позорного напоминания.

Едва я дотронулся до загрубевшей кожи, тотчас же отдернул руку, точно обжегся о каленый металл. Прижав кулак к плотно поджатым губам, я зажмурился и употребил всю свою волю, чтобы не думать о моих гиенах.

Наконец, мне хватило сил снова взглянуть на свое отражение, я внимательно вгляделся в собственные черты лица. После нескольких минут волнительного созерцания я облегченно вздохнул, чуть прикрыв веки. Мое родство с тетей Арабель было, безусловно, проклятьем, но, по крайней мере, природа пощадила меня и не стала клеймить меня этим родством, прямо запечатлев хоть какое бы то ни было сходство в моем облике.

* * *

Прощаясь с отцом, я сослался на заботу о собственном подорванном здоровье. Да я и не врал по большей части. Нападение зверя и дальнейший период восстановления знатно потрепали меня. Я лишь умолчал о душевных ранах, которые я не был в силах явить миру, а мир не мог мне дать исцеления.

Лето уже перевалило за добрую половину, и я сослался на холодную сырость, неизменно царящую в нашем замке с каждым приходом сентября. Боясь, что нынешняя осень будет хотя бы такая же холодная и дождливая, какую мы привыкли видеть в здешних краях, я принял решение уехать в охотничьи угодья на юге лесов Оверни.

Отец не возражал, хотя и был несколько опечален моим отъездом. Я же его уверил, что непременно буду заглядывать к нему и, конечно же, буду с большим нетерпением ждать в гости.

– Решил совсем сделаться отшельником? – со слабой улыбкой спрашивал отец.

Мы вдвоем стояли на крыльце и смотрели, как грузят мои вещи в повозки, проворно скрепляют тугими ремнями, а лошади воротят морду прочь и бьют копытами о сухую землю.

Сейчас я не мог разом вывезти все, и в спешке не было никакой необходимости. Первоочередной задачей я назначил переезд своей библиотеки – если я в чем-то и был уверен, так это в том, что мрачные книги средневековых монахов и их древние проклятья едут со мной, и это не обсуждалось.