Проклятье живой воды

Верна Чес газет не читала. И не только потому, что в свое время родители не удосужились обучить ее грамоте. Ей было достаточно того, что она видела и слышала. А видела она чистильщиков, еженедельно совершавших обход их улицы и двух соседних кварталов. Замечала на лицах некоторых людей печать болезни. Слышала от соседей и в очередях разговоры. Та же миссис Тук, казалось, знала про все на свете и с радостью делилась новостями и сплетнями с окружающими.

Все-таки иногда о мутантах узнавали «наверху», среди сильных мира сего. Кто-то ведь создал отряды чистильщиков. Кто-то ведь отдавал приказы газетчикам не печатать скандальных новостей. Кто-то ведь посылал отряды полиции разгонять демонстрантов, которые пытались протестовать против распространения мутаций. И кто-то ведь в парламенте провел билль о создании резервации, куда отправляли всех заболевших, выплачивая их родне компенсацию. Вон Петерсы все-таки получили целых двести фунтов после того, как у них забрали то, во что превратился их старший сын. Правда, пришлось долго обивать пороги, да и не вся сумма была выплачена полностью — мистер Петерс был теперь вынужден два раза в месяц ходить в банк, каждый раз принося по десяти фунтов. Это почти примеряло стариков Петерс с исчезновением Майкла, и они не стремились далеко заглядывать в будущее.

Верна Чес тоже старательно отгоняла от себя призраки. В последнее время Виктор стал меняться. Два с небольшим месяца работы на фабрике изменили ее мальчика. Он заматерел, кажется, стал немного выше ростом и шире в плечах. В чертах лица, еще недавно хранивших следы детства, появилась жесткость. Это уже был не ее милый мальчик. Виктор превращался в молодого мужчину, с каждым днем все больше напоминая своего отца. В последние дни в его взгляде стала появляться жестокость, и Верна содрогалась при мысли о том, что однажды сын ее бросит.

При мысли об этом работа валилась у женщины из рук. Она с тревогой провожала сына на работу и почти тут же садилась у окна ждать его возвращения. А заметив вдалеке знакомую фигуру, вскакивала и принималась отчаянно суетиться, готовя ужин.

В последние дни с Виктором творилось что-то неладное. Приходил он уставший настолько, что засыпал буквально над тарелкой. С матерью почти не разговаривал, ограничиваясь короткими: «Да», «Нет», «Не знаю», «Все нормально, мам.» Больше не было на его лице улыбки, зато в углах губ появились жесткие складки, а однажды Верна заметила там маленькую язвочку. Вид ее напугал женщину. Она попыталась осмотреть сына, но тот лишь отмахнулся: «Не надо, мам. Все хорошо.» — и отвернулся.

Сегодня, как обычно, Верна сидела у окна, безуспешно пытаясь занять себя шитьем. Эту сорочку надо было отнести заказчику еще вчера, но работа валилась из рук, стежки выходили неровными, кривыми и уже дважды приходилось распарывать работу. Если дело так и пойдет, она окончательно загубит вещь, и тогда придется расплачиваться из своего кармана.

Верна попыталась успокоиться, внушая себе, что ее страхи — пустое. В конце концов, если жить настоящим моментом, все как-то само собой и образуется. Надо лишь положиться на бога и стараться хорошо делать свою работу. Тогда все будет хорошо. У них с сыном есть немного денег, есть работа, есть крыша над головой, есть сила и здоровье, они любят друг друга — чего еще желать?

Успокаивая себя такими мыслями, женщина добилась того, что стежки стали ровнее. Она мысленно похвалила себя — эдак, получится закончить работу за день и завтра с утра отнести ее заказчику. Конечно, получит она меньше, чем рассчитывала — за каждый день просрочки у нее вычиталось по пенсу — но не стоит цепляться за такие мелочи. В конце концов, они с Виктором…

Верна Чес подняла глаза, привычно бросив взгляд на улицу, и иголка замерла в воздухе, а сердце пропустило пару ударов.

Из-за угла вывернул ее сын.

Время было неурочное, до завершения рабочей смены оставалось почти два часа, и женщина сперва не поверила своим глазам. Да и шел Виктор как-то странно — ссутулившись, повесив голову, руки висят и болтаются на каждом шагу, словно переломанные. На ходу юноша покачивался и с явным трудом переставлял ноги, волоча их так, будто к каждой привязано по свинцовой гире. Так подволакивают ногу каторжники, таская за собой чугунные ядра.

Сорочка соскользнула с колен, упав на пол, но Верна даже не подумала ее поднять. Сделав несколько шагов, Виктор неожиданно споткнулся обо что-то и покачнулся. Не упал он только потому, что чувствительно приложился боком к стене ближайшего дома, да так и застыл, не в силах пошевелиться.

Верна сорвалась с места. Забыв шаль и шляпку, не подумав запереть дверь, выскочила за порог и со всех ног кинулась к сыну. Подбежала, обхватила за талию:

— Виктор? Что с тобой?