Проклятье

— Я тебя люблю, — сказал Алекс.

Повисла дурацкая пауза. Он кривился в невесёлой улыбке.

— А ты меня?

— Я не уверена, что правильно трактую термин любовь, — сказала Маша и отвернулась.

Мама Алекса уже называла её Машенькой, щебетала, когда открывала двери, и угощала чаем с дорогими конфетами. Маша не любила сладкого, но конфеты ела, чтобы никого не обидеть. Алекс сидел рядом и смотрел на неё влюблёнными глазами.

На четвёртом свидании он протянул ей коробочку, оббитую красным бархатом. Маша вздрогнула. Вероятно, есть нечто такое в женских инстинктах, чтобы при виде красного бархата сбивалось дыхание и учащался пульс.

Руки Алекса нервно дрогнули. Наверняка в его мечтах Маша кидалась ему на шею.

— Не бойся, это всего лишь цепочка.

— В честь чего? — Маша провела рукой по горлу, как будто могла убрать то, от чего голос делался сдавленным.

— Просто в знак любви. Если не хочешь — не бери, я выброшу её в окно. — Лицо Алекса сделалось злым и каким-то измождённым.

На белой атласной подушечке вилась цепочка — широкая, золотая. Прямо как в фильмах. Маша взяла коробочку из его рук и поставила на стол, рядом с компьютерным монитором.

— Давай так. Ты подаришь мне её позже. Нужно ведь ещё пообщаться, проверить отношения.

— Всё ясно. — Он крутанул колёса инвалидного кресла, так что сразу оказался к ней спиной. — Ты просто не хочешь иметь дела с таким уродом, как я. Скажи сразу, что хочешь меня бросить. Не понимаю, к чему тянуть.

Она села на край кровати, устало сложила руки на коленях. Рассказать бы прямо сейчас. Рассказать бы всё честно и уйти, пока зыбучие пески этой семейки не утянули её на дно. Потому что иначе не выпутаться из постоянной лжи.

— Алекс, знаешь… — пробормотала она. Голос сделался потусторонним, страшным — Алекс резко обернулся.

В чём она перед ним виновата? Почему чувствует себя таким ничтожеством, поднимаясь в лифте на его этаж, нажимая на упругую кнопку звонка? Она ничего ему не сделала. Она его не любит, и что? Можно подумать, у всех молодых пар, которые только начали встречаться, пылают шекспировские страсти.

— Знаешь, Алекс, я хотела объяснить тебе одну вещь. Только выслушай меня, пожалуйста, до конца. Я — очень плохой человек. То, что я творю, непорядочно, поэтому я хочу тебе рассказать.

Его затрясло. Маша ещё никогда не видела, чтобы человека трясло так сильно, чтобы губы не складывались в слова. Алекс принялся хватать её за руки.

— Замолчи! Нет, замолчи.

Его пальцы были цепкими и влажными, и Маша сдалась.

— Ты любишь его, да? — зашипел он, больно сжимая её пальцы.

Она испугалась.

— Кого?

— Своего Мифодия.

Нужно было договорить до конца. Раз начала, то продолжай, иначе зачем начинала, — так любила говорить Горгулья. Особенно тем, кто не подготовился к семинару. Она тяжело сглотнула.

— Ты знаешь…

Алекс вдруг отступил.

— Я не хочу ничего слышать про твоего бывшего. Это пройдёт. Я знаю, всё будет хорошо, ты только не уходи. Пообещай мне, что не уйдёшь.

Она чувствовала себя прикованной наручниками к батарее. Хотела сбежать, а не могла. Выдуманный мир и настоящий так удачно совпали, что ей не пришлось объясняться — Алекс сам умножит три на четыре. Вышло красиво, как в любовном романе.

Они сидели на подоконнике лестничного окна — между четвёртым и пятым этажами. В спину поддувало холодными ночными сквозняками. Рауль цеплял струны гитары, и они стонали, как обиженные птицы.

— Знаешь, жизнь — такая удивительная штука, — сказал он, сощуривая глаза, как будто в тупике общажного коридора притаилась великая мудрость, и её требовалось рассмотреть. — У меня была девушка, но её пришлось бросить. Она меня не понимала!

— Это как раз таки не удивительно. Иногда даже я тебя не понимаю, — усмехнулась Маша, покачивая в воздухе ногами. Она наблюдала за серой тенью, которая то выползала из-за дверного косяка, то пряталась обратно. Мимо проскочила девушка с первого курса — тень вытянулась и потемнела, напитавшись от её страха.

— Не оборачивайся! — крикнула в спину первокурснице Маша.

Тренькнула гитарная струна, как будто всхлипнул ребёнок. На четвёртом этаже захлопали дверями.

«Сейчас позовут комендантшу или просто прибегут ругаться», — лениво подумала она, но никто не вышел на лестницу. Тень забилась в угол, так что теперь её вряд ли получилось бы отличить от обычной игры света. Мигнула тусклая лампочка.

— А мне сегодня, кажется, делали предложение, — улыбнулась Маша.

— Надеюсь, ты отказалась?

Она кивнула.

— Ну и правильно, любовь — это крест, который весьма трудно тащить по жизни.

— И это мне ты говоришь, творческая личность? — усмехнулась Маша, забрасывая ногу на ногу. Мимо тени прошлёпала Инесса — девушка из второй группы, бросилась, не глядя, щепоткой кирпичной крошки и соли. — Любовь — это вдохновение.

Рауль задумчиво ущипнул гитарную струну, она взвизгнула, как испуганная собачонка.

— Выдуманная любовь — вдохновение. Настоящая — тяжёлый крест. Я тебе не советую.