Проклятие болот

– Смотри, – проговорил он, когда советник появился в свете костра, – вот ответ на твои вопросы, – и указал на чучело, одетое в его расшитый камзол.

Из десятка выпущенных стрел четыре пронзили его в самых смертоносных местах. По одной-две стрелы достались остальным фигурам.

Орагур, не выпуская из руки кинжал, наклонился к раненому гвардейцу. Тот тяжело дышал, мучения передергивали лицо.

– Я помогу тебе уйти достойно, как воину. Ответь только, кто вам поручил убить меня.

– Сарниус и Шар-Карен, – с трудом произнес тот, корчась от боли, – пятьдесят… золотых… обещали…

Орагур резким движением кинжала, практически без замаха, пронзил его сердце обещанным ударом милосердия, даруя прекращение мучений. Теперь душа воина могла спокойно отправляться к глазам Нин-Нгирсу.

– Он говорил правду, перед смертью не лгут, – произнес скандинав, – но кто такие Сарниус и Шар-Карен?

Вместо ответа Орагур грязно и витиевато выругался. Разбойники с удивлением смотрели на него – за все длинные пять дней пути от него не слышали ни одного бранного слова, а тут вдруг как прорвало.

Скандинав также удивленно взглянул на Орагура, держа на весу свою рубашку, снятую несколько дней назад с палача Ларсы, пробитую насквозь двумя стрелами. За прошедшие с момента побега дни от синяков и ссадин, коими он был усыпан сверху до низу, практически не осталось и следа.

Над и Ридон, уже одетые, отправились добывать шесть длинных крепких палок, без которых нельзя было соваться в болото.

Гардис также обнаружил на своей рубашке четыре сквозных отверстия – стрелы, выпущенные с небольшого расстояния, пронзили ее насквозь.

– Эх, жалко, испортили одежду, – со вздохом произнес он, – может, раздобудешь другую?

Это относилось к Олиону, с интересом рассматривающему атлетического скандинава и не менее рельефно сложенного Гардиса.

Олион подошел поближе к Гардису.

– Это что, твой талисман? – он, указывая на висящую у того на груди змейку, – можно взглянуть?

– Это просто память о вырастившем меня отце, – ответил Гардис, снял безделушку с шеи и протянул ее юноше.

На руку Олиона легла небольшая змейка, сделанная из металла, зеленого цвета и с раздвоенным хвостом. Глаза ее были сделаны из искусно вставленного, проходящего сквозь голову единого кусочка желтоватого прозрачного камня. С высочайшим мастерством была прорисована каждая чешуйка, каждая складочка ее тела.

– Я никогда не видел таких, хотя, как помню себя, ездил, сопровождая отца, с торговыми караванами, он всегда брал меня с собой, – Олион внимательно рассматривал безделушку, – искусная работа, – заключил он.

– Она мне дорога как память, и ничего более.

Олион протянул змейку Гардису, который, повесив ее на грудь, сразу же забыл о ее существовании, как не вспоминал все предыдущие годы.

Одевшись, скандинав с Гардисом и Орагуром отправились осматривать убитых гвардейцев. У каждого из них в кошельках, висящих на поясе, обнаружилось по пять блестящих золотых слитков.

– Золото предателей, – произнес Орагур и, размахнувшись, бросил горсть слитков далеко в болотную воду.

– Хорошо, что здесь нет ни Ридона, ни Нада. Они бы отшибли тебе руку, – с усмешкой произнес Гардис, – золото есть золото, оно ни в чем не виновато. А вот нам бы, возможно, пригодилось, – с сожалением закончил он.

Советник не удостоил его ответом.

Скандинав осматривал луки и стрелы поверженных гвардейцев, когда Орагур тронул его за плечо.

– Когда выступаем? – спросил он.

– Сейчас, уже достаточно видно, – не задавая встречных вопросов, поняв все по хмурому взгляду советника, ответил тот.

14.

Через день преследования Пиригон уже понимал, что догнать беглецов будет чрезвычайно сложно. Двигались они быстро, направляясь в западную сторону, все больше отклоняясь на север, надеясь укрыться в Вавилонии. Чтобы не дать беглецам шансов, следовало теснить их на юго-запад, к болотам. Поэтому Пиригон требовал не только быстрого движения крайних сотен, но и открытой подачи ими дымных сигналов, хорошо видных издалека. Пока что его план выполнялся полностью. Уже на второй день беглые разбойники, увозя с собой советника, могли двигаться в открытом для них коридоре только вперед, к болотам, откуда деваться им будет некуда. Еще через день преследования обнаружилась пятерка павших лошадей. Это также был хороший знак – преследуемые были тяжелыми для лошадей, и шансы их на счастливое завершение побега становились все призрачнее.

Однако уже на второй день пути общение с Сарниусом стало невыносимым – он вмешивался в распоряжения Пиригона, отдавал распоряжения, тормозящие преследование. Поэтому под благовидным предлогом того, что в преследовании главную роль играет не центр, а боковые отжимающие отряды, Пиригон вежливо попросил номарха помочь сотнику Шар-Карену, командиру сотни, находящейся спереди справа.

Таким образом Сарниус оказался в передовой сотне, на словах поблагодарив Пиригона за доверие, про себя пообещав когда-нибудь казнить подлого выскочку самой лютой казнью.