Проклятие черного единорога. Часть третья

Весел кивнул. Не желая показывать своей радости, он вновь взялся за лопату и заворчал:

— Холода да холода, когда уже солнце наберёт силу?

— Скоро, — чародейка поглядела на посветлевшее небо и улыбнулась, пожалуй, в первый раз за долгое время. — Очень скоро…

* * *

Ни единый луч солнца не проникал под своды дворцовых подземелий. Лишь распустившиеся по весне ль`иль сияющей паутиной опутывали колонны. Стены залы украшали дивные мозаичные картины из жизни сидов. Мраморные изваяния королей и королев печально взирали с высоты своих постаментов.

Казалось, их задумчивые взгляды были сосредоточены на новом обитателе склепа. Пламя этого создания лишь недавно пугало жителей столицы. Теперь же тело мага хранило тепла не больше, чем статуи исчезнувших владык. Остывший и бездыханный, он покоился на каменном ложе, сложив на груди могучие руки.

Это был склеп и одновременно убежище мороя. Детям дня вход сюда был заказан… Но сегодня всё сложилось иначе. Неожиданный звук привлёк его внимание. Подняв голову, Олу Олан Биш с удивлением обнаружил в ль`иль крохотных полосатых насекомых.

Пчёлки жужжали, сосредоточенно изучая ночные цветы. И было в этом неестественном неслыханном союзе что-то неописуемо прекрасное. Тепло надежды наполнило грудь мороя, его сердце учащённо забилось.

Ещё не слыша шагов, мужчина обернулся ко входу.

— Нет, не верю, — выдохнул он. — Не может быть… Ты…

Гостья в приглашении не нуждалась. Она была одета в простую одежду путника, но посреди мрачного подземелья казалось, что её светлый плащ из некрашеной шерсти источает солнечный свет. Молодая румяная девушка остановилась на пороге, выжидающе глядя на вампира.

— Ты не злишься за то, что я ушла от тебя? — вкрадчиво поинтересовалась она.

— Я был переполнен тоской, но никогда не злился на тебя! — воскликнул морой, всматриваясь в её лицо. — Ты изменилась…

— Я человек, — пожала плечами гостья. — И это необходимая мера против смерти…

— Пчёлка моя, — мужчина раскрыл объятия.

— Олу… — гостья сделала шаг навстречу.

Вампир и целительница обнялись. Они долгое время молчали. Они вспоминали. Затем долго-долго говорили, рассказывали, смеялись и грустили.

— Я не вернулась, Олу, — осторожно сообщила Албина. — Я люблю своего мужа. Но я скучала по тебе…

— Моя Алби, — грустно вздохнул морой, — почему же спустя столько лет ты решилась навестить меня?

Оглянувшись на мужчину, застывшего на каменном ложе, целительница произнесла:

— Я знала его. И его подругу… — она перевела глаза на собеседника, мягко улыбнулась. — Знаешь, почему-то они напомнили мне… нас с тобой. И когда я узнала о случившемся, то подумала, что жизнь — даже такая, как наша, — столь хрупка… В любой момент её можно потерять навсегда. И тогда я поняла, что должна увидеть тебя.

— Я ценю это, Алби… Я тосковал по нашим разговорам.

— И я…

Помолчали.

— Жаль их, — проговорил Олу Олан Биш. — Странник никогда мне не нравился, но Дженна — добрая девочка.

— Говорят, она была хранительницей? — добавила Албина. — Я читала, что хранители не умирают, будто у них несколько жизней, как у кошек.

— Забавное сравнение, — улыбнулся мужчина. — Боюсь, природа хранителей несколько сложнее. Романтически настроенные источники утверждают: если тело хранителя погибает, не исполнив своей задачи, оно регенерирует в прежнем состоянии там, где душа может в полной мере довершить своё предназначение.

— Но Сайрон не исчез, он здесь, — нахмурилась целительница.

— Кажется, будто он не дышит, однако он жив, — пояснил морой. — Все процессы в его организме сильно замедлены…

— Как и у твоих родичей?

— Пожалуй, ты права, — кивнул Олу Олан Биш. — Осколок ледяного зеркала остудил его пламя, но не отнял жизнь. Он лишь спит…

— Это значит…

— Кто знает? Вероятно, история Сайрона и Дженны не окончена.

* * *

Долгие зимние дожди ушли за моря, и в Ферихаль воцарилась жаркая весна. На Озере девы, сильно разбухшем за зиму, царило оживление. В серебристой листве деревьев разливали трели птицы, над цветами водяных лилий порхали бабочки и стрекозы. На берегу, подставив морды долгожданному солнцу, грелись пёстрые черепахи и изумрудные ящерицы.

Появление гостя никак не потревожило безмятежность животного мира. Однако улыбка на его лице ясно говорила, что хранитель готовит очередную шалость. Взгляд его был устремлён на обомшелый скалистый выступ, с которого только недавно проливались в озеро слёзы водопада.

Теперь вода ушла, да и страшные образы, которые она скрывала столько лет, исчезли. На их месте, благодаря умелым рукам, уже проявлялась новая картина.

— Ну что же, пророчество исполнилось, проклятие снято, — радостно провозгласил Индрик. — И ты, моя драгоценная сестра, вновь вся в трудах…

Не дожидаясь приглашения, он, словно проказливый мальчишка, пробежал по мелководью и шагнул в тень скалы.

— Ах, Индр, дорогой мой брат, что же ты вечно заглядываешь туда, куда не следует? — оторвавшись от камешков, рассыпанных перед ней, рассмеялась хранительница. — Ты же знаешь, никто не должен видеть мою работу до поры.