Проклятие чёрного единорога

Обычно Джиа не исследовала жизни, которые отнимала. Она не интересовалась историей своих жертв, их личностями, семейным и социальным положением. Обычно она чуяла их «вонь», и этого ей было достаточно. Она убивала, не испытывая ни гнева, ни жалости. Однако сегодня все изменилось. Этим вечером она предвкушала и жаждала развязки событий. И мысль об убийстве доставляла ей почти физическое удовольствие.

– Как и обычно, – повторила Джиа, хищно усмехнувшись.

Уже не впервые она ступала по этой сцене, но, как и в самый первый раз, ее сердце отчаянно билось. Ей до сих пор не верилось, что все это происходило наяву, а не в мечтах. За короткий срок ее жизнь изменилась до неузнаваемости. Как будто однажды вечером, лежа на дорогих и чужих простынях, она закрыла глаза, а открыв, оказалась на сцене величайшего театра столицы!

Первое выступление Орфа провалила с позором. Слишком велик был ее страх. А потом к ней подошел он – прекрасный, словно само солнце, Его Святейшество Верховный жрец. И после общения с ним Орфа вдруг поверила в свою силу. Сначала она сама, а затем покровитель, музыканты и зрители…

И теперь целый оркестр из скрипок, свирелей, барабанов и множества других инструментов, сотни глаз очарованных зрителей замерли в ожидании знака – ее знака.

Она взмахнула широкими рукавами, рассыпая по полу нежные розовые лепестки, спрятанные до поры в складках ткани. Звонко отозвались золотые браслеты на ее запястьях. Зрители охнули, а воздух дрогнул от стона скрипки.

Смуглая Орфа с белой розой в волосах, облаченная в белоснежное платье, сделала шаг навстречу публике, вдруг вся изогнулась, словно лебедь, повела руками… и закружилась. Воспарила над сценой.

Ее крылья-рукава и подол развевались пеной тонкого кружева. Блестящие кудри рассыпались в воздухе черной волной. Движения Орфы становились все круче и быстрее, но танцевала она так плавно, что ни один розовый лепесток не дрогнул под ее босыми стопами.

Она кружилась под звуки музыки, снова и снова отдаваясь танцу и чувству радости, растворяясь в мелодии полностью и без остатка, забывая обо всем на свете.

Горбун Фро не успел занять свое место до начала концерта. Он так и остался стоять позади амфитеатра, как заколдованный, открыв рот и не в силах отвести глаз от дивного зрелища или хотя бы пошевелиться. В руках он сжимал букет белых роз. И в этот миг его сердце расцветало, словно сотни бутонов раскрывались навстречу солнцу.

Он, рожденный в темном подвале, не знавший милости большей, чем та, что дарили ему его повелители, даже не мог себе и представить, как нечто подобное можно было чувствовать к кому-то из людей.

По щекам горбуна скатилась слеза. Фро смахнул ее и удивился. Он плакал лишь два раза в жизни. И в первый раз это случилось в далеком детстве, когда пропала его черная кошка. Та кошка, несомненно, любила его сильнее, чем кто бы то ни было из людей, составлявших его угрюмый маленький мир.

И вот теперь красивая молодая танцовщица вновь призвала к его глазам слезы. Своим дивным образом она пробудила в нем чувства, угрожая его темному, но уютному миру ослепительным светом.

Мелодия то разгоралась, то затихала. Музыка проливалась безмятежно и плавно, подобно горячему меду. Но вдруг струны рвались под немилостивым касанием тонких пальцев, и инструмент звучал уже на самой грани возможностей. В такт музыке извивалась и кружилась в танце стройная танцовщица. В свете оранжевых ламп складки черного шелка и рыжие кудри пылали огнем.

Немыслимо, какие движения были доступны гибкому телу эльфа. Казалось, его члены движутся все одновременно, а суставы позволяют своему обладателю даже противоестественное. Его танец пленял и завораживал, словно танец кобры.

Донас’ен уже не был ни мужчиной, ни женщиной, он не был ни эльфом, ни каким-либо другим существом. Каждое его движение – каждый жест, взмах, выпад – были чистой концентрированной силой, жаждой, страстью. И каждая душа, вовлеченная в колдовскую игру, уже не могла не подчиниться ее правилам, добровольно отдаваясь на сладострастное закланье в нежные руки наемника.

Прикрыв глаза, вслушиваясь и растворяясь лишь в своей мелодии, Леи-Джиа перебирала струны инструмента. Она, словно сквозь пелену, наблюдала странный эльфийский танец. Маски они сняли – никто из присутствующих не считал нужным скрывать личность. И теперь девушка могла рассмотреть лица восседавших вокруг танцора седовласых длиннобородых старцев в белых одеяниях.

Их улыбки даже сквозь гримасу вожделения демонстрировали превосходство. Их глаза источали силу. А их души были столь омерзительны, что никакие телесно искаженные экспонаты музея не смогли бы с ними сравниться.

Летодор не ожидал увидеть нечто особенное, скорее это была дань знакомству. Ему уже доводилось наблюдать танец Орфы под аккомпанемент и песни Джиа. И в тот момент гораздо большее впечатление произвел на него насыщенный, словно магический, голос наемницы. Орфа же просто хорошо владела своим телом и не более того.