Проклятие Деш-Тира

Аритон Фаленский поднял камень и, не став очищать его ни от глины, ни ото мха, положил на могилу, где покоился Стейвен Валерьент, предводитель кланов Дешира, граф Деширский и кайден Ратана. Вместе с ним похоронили и его любимую жену Дэнию, чей проницательный ум и глубокая интуиция остались теперь лишь в воспоминаниях.

Повелитель Теней обнял за плечи неподвижно стоящего Джирета.

— Твои родители были замечательными людьми. Прости меня, если я не всегда относился к тебе так, как они.

Он почувствовал, как мальчик задрожал, и осторожно убрал руку.

Джирет засучил рукав и достал нож; тот самый, которым мастерил игрушки для сестер. Он вертел его в руках, словно талисман, пока Аритон, стараясь не показывать, что видит его слезы, не опустился на колени, увязнув в разворошенной копытами земле.

— Дай мне, — сказал принц и, взяв переданный ему нож, принялся сосредоточенно вырезать на надгробной плите из речного песчаника древний узор, дающий благословение и защиту.

Магические знаки, выходившие из-под его руки, были предельно просты, но удивительно красивы, так что сам Аритон, любуясь творением рук своих, почувствовал в душе умиротворение. Вырезав последний знак в цепи остроугольных и округлых паравианских письмен, он сказал:

— Королевство и наследный принц всегда сильны настолько, насколько силен тот, кого называют тенью позади трона. Кайден Джирет, когда ты достигнешь совершеннолетия, я почту за честь принести клятву на лезвии твоего меча. Ты уже достойно послужил наследному принцу. Если бы не твое мужество, династия Фаленитов прекратила бы существование и все прекрасные деяния твоего отца оказались бы напрасными.

Джирет торопливо вытер ладонью щеку. Завитки волос цвета красной меди выбивались из-под повязки, которой служил кусок шелковой ткани от рубашки, сшитой Сетвиром для коронации Аритона.

— Ваше высочество, мой отец служил вам, а потому его жизнь не была и не могла быть напрасной. Я это понял, когда он рассказал мне, как и когда ему суждено умереть. Возможно, я вновь понадоблюсь вам еще раньше, чем достигну совершеннолетия.

Слова Джирета были совсем недетскими и застигли Аритона врасплох. Он помолчал, раздумывая над ответом, потом сказал:

— Надеюсь, в этом ты ошибаешься, да хранит тебя судьба.

Рисунок на надгробной плите был готов. Аритон вглядывался в безупречно построенный узор. Дед показал ему этот узор очень рано, едва он научился держать в руках грифель. Но тогда, рисуя на грифельной доске, он ощущал легкое покалывание, сопровождающее ток сил паравианской магии. Сейчас Аритон не чувствовал ничего. То ли само это место в Страккском лесу обладало охранительной силой, то ли нарисованное им было просто красивой картинкой, воспроизведенной по памяти. Ответа он не знал. Всплески магического зрения, еще долго мучившие его после той ночи, постепенно ослабели и пропали совсем. Теперь ему вообще не удавалось вызвать какие-либо видения.

Самодисциплина, усвоенная со времен Раувена, не была утрачена, но магическое зрение, которому он так долго учился и которое усердно совершенствовал, куда-то исчезло. Аритон пытался увидеть жизненные линии деревьев и воздуха, но видел лишь то, что видят обыкновенные люди.

Оставалось горе, глубины которого он не мог разделить ни с кем. С тех пор как Аритон ступил на стезю династии Фаленитов, ему часто недоставало советов его вспыльчивого и раздражительного деда из рода Ахелласов. Быть может, старик жив и сейчас. Увы, и Раувенская башня, и Дасен Элюр потеряны для него навсегда. А ведь он только-только начал постигать тайны Этеры: ее небес, холмов и рек. Аритон вдруг почувствовал себя в положении солдата, лишившегося руки или ноги. Или художника, который, не успев закончить картину, вдруг перестал различать цвета.

На другом конце рощицы, за белесыми от лишайников стволами старых деревьев, Халирон настраивал лиранту, беря пробные аккорды. У менестреля имелись свои излюбленные мелодии для настройки, чем-то напоминавшие звон сыплющихся монет. Каждый звук крошечной стрелой ударял по восприятию Аритона. Словно в противовес угасшему магическому чутью, он стал острее ощущать звуки. Никогда еще он не слышал подобных оттенков в пении птиц. И чирканье лопат по каменистой земле (бойцы засыпали последние могилы) никогда так остро не ударяло по нему.

Не вставая с колен, Аритон воткнул нож Джирета в землю. Потом склонил голову. Подобно тому, как минувшей ночью он касался руками остывших тел, сегодня он притронулся к старому камню и достиг состояния внутренней тишины. Он освобождал мятущиеся души погибших друзей. Он знал, что это ему удалось. Сейчас он ощутит умиротворенность, исходящую от костей, которые отныне будут мирно покоиться в земле.

Он не ощутил ничего. Совсем ничего.