Проклятие для бескрылой ведьмы (СИ)

– Так, панна Мёдвиг, – сурово сказал Стефан, – это никуда не годится. Вам нужно как следует отдохнуть и прийти в себя. Я помогу вам добраться до Школы. Не вздумайте перечить.

– Пан Штайн, только не на… – запротестовала я, но он молча подхватил меня под колени и поднял на руки. Смущение так усилилось, что вытеснило все остальные чувства.

– И что это вы делаете? – слабо возмутилась я, обхватив его за плечи, – я теперь, между прочим, опять могу оборачиваться совой. Мы бы спокойно добрались до Совятника и в птицеформах.

– Вот и расскажете об этом госпоже директору, как доберёмся, – хмыкнул Штайн, – а теперь, ради Кахут, Агнесса, помолчите немного. Все разговоры – потом.

По его строгому тону я поняла, что спорить бесполезно, да и сил на это не осталось. Поэтому я просто прижалась к нему и положила голову ему на плечо. От Стефана исходило мягкое тепло и спокойствие, и, убаюканная ровным стуком его сердца, я провалилась в сон.

***

Следующие несколько дней – сколько их было? Два, три, пять, десять? – тоже промелькнули во сне. Глубокое забытьё сменялось тревожными сновидениями, в которых хлопали чёрные крылья, кружились голодные тени, ухали совы и насмешливо каркали вороны. Но все эти образы быстро меркли, и я снова и снова видела его глаза – огромные и печальные – и в ушах опять и опять звучал его голос:

– Прости меня, Агнешка.

И я опять кричала от боли и жалости, захлёбываясь слезами. Оба лица – Тристана и Иня – смешались в одно. Оно и было одним, но принять и осознать это я ещё была не в состоянии.

Урывками мелькали и другие образы. Мама, сидящая рядом и держащая меня за руку. Это ощущение – твёрдая, но такая родная мамина ладонь – помогли мне удержаться в реальности и не соскользнуть в мрак забытья окончательно.

Иногда в промежутках между снами возникал и Стефан. Он встревоженно наклонялся надо мной, трогал лоб, что-то кому-то говорил. Каждый раз при его появлении я невольно вспоминала тот поцелуй на кладбище. Дурацкая мысль о том, что в тот злосчастный день мне выпало целоваться сразу с обоими – Инем и Стефаном – тоже помогала разогнать тьму и даже как-то приободриться. Пусть даже оба раза случились не по моей воле, я не могу сказать, что воспоминания о них были неприятными.

Кажется, приходила даже Ринка… в памяти остались сочно-жёлтые яблоки, которые она притащила, её встревоженный голос, настойчиво выспрашивающий, что со мной произошло и почему ей не сообщили сразу, и сбивчивые рассказы о проделках Владека и Марека. Только потом я вспомнила, что так зовут её сынишек.

Постепенно я приходила в себя. Сознание всё больше прояснялось, тени отползали во мрак. Боль от случившегося немного притупилась, пусть и не ушла совсем.

Я знала, что она останется со мной навсегда.

Настал день, когда я окончательно окрепла и почувствовала, что теперь могу вернуться к полноценной жизни. В этот день ко мне в палату явилась мама, Стефан и Дагмара. Сунувшуюся было с ними пани Лютрин Белая Сова вежливо, но настойчиво попросила немного подождать за дверью. Ворча, целительница удалилась.

Я молча смотрела на своих посетителей, отгороженная от них мерцающей прозрачной стеной. Когда я пришла в себя в первый раз, то обнаружила, что меня заключили в нечто, вроде плотного кокона. Он пропускал звуки и воздух и был похож на плотное желе, но разорвать его не было никакой возможности.

– Ahojte, – слабым голосом поприветствовала я всех вошедших и, чтобы не уходить в ненужные раскланивания, задала насущный вопрос:

– Когда с меня снимут эту штуку? Я чувствую себя гусеницей в коконе.

– Агнешка, милая, – мягко обратилась ко мне мама, – потерпи немного. Это в целях твоей и нашей безопасности.

– Чтобы вы тут ничего не разнесли, – хмуро поддакнула Дагмара. Я одарила её мрачным взглядом и продемонстрировала им руки:

– Пока ничего такого не произошло.

– Пока вы были в сознании – нет, – сказал Стефан. Он в упор смотрел на меня, но я пока не решалась встретить его взгляд. Каждый раз на ум лезли непрошенные воспоминания, и я исподволь боялась, что он испытывает то же самое.

– Вы вновь обрели способность колдовать, – продолжил он, заручившись молчаливым кивком одобрения от мамы, – но, когда вы спите, бессознательно черпаете Сияние и пропускаете его через себя. Если бы не кокон Барелия, который поглощает подобные проявления, вы бы тут уже камня на камне от больничного крыла не оставили.

Я вспомнила Проклятое кладбище, склеп Янжека Гризака и приуныла. Значит, вот что это такое было.

– Вы упоминали про Ворона, – вновь подала голос Дагмара, – он объяснил, как ему удалось бежать с казни?

Я болезненно поморщилась. Она как будто поддела ногтем только-только начавшую затягиваться рану. До этого, в минуты моих бодрствований, Крейнц настойчиво посещала меня, безжалостно заставляя на разные лады повторять рассказ обо всём, что случилось. В конце концов, мне стало казаться, что я попала под заклятие временной петли и навечно заперта в хрустальном шаре, где один и тот же день повторяется бесчисленное количество раз.

– У Ворона есть имя, – сухо ответила я, – Тристан Лаэртский.