Проклятие для Чудовища (СИ)

Дядя Паша был младшим братом мамы, разница всего год, но они полные противоположности. Паша никогда не увлекался чем-нибудь дольше недели, на все смотрел с усталостью и скукой, плыл по течению. Мужчина невысокого роста, плотной комплекции, темные вьющиеся волосы и пухлые щеки. Он даже внешне отличался от своей семьи и не собирался подстраиваться. Лично я могла выдержать его общество не более двадцати минут, иначе начну закипать от всего, что он произносит. Видите ли, его взгляды на мир тоже не совпадали не то, что с семьей, с любым адекватным человеком. Но в Париже он был глотком свежего воздуха для меня, единственный, кто добавлял смеха в строгую рутину и брал с собой в места, куда Джаннет даже взгляд не кинет.

— Я слышал, ты в Париже. Что, еще одна изгнанная неодобрением Джаннет? — Паша отпил ярко-красную жидкость из круглого бокала на длинной ножке.

Паша никогда прямо не говорил, но все его намеки ясно давали понять о неприязни в мою сторону. Нет, мы не враждовали, но я знала, что его гнетет. Как бы он не скрывал, получить благосклонность матери ему было не под силу, в отличие от меня, которую Джаннет старательно держала при себе, как декоративную собачку, прощая все промахи и закрывая глаза на то, за что других бы уже постиг холод семейного авторитета.

— Я приехала закончить школу. Знаю, вам не понять.

Паша хрипло рассмеялся. Я его задела.

— Пойдешь по стопам матери? Откажешься от магии ради простой человеческой жизни?

Еще одна больная тема. Паша делал все, чтобы стать сильнее, чем был вчера, прыгая выше головы. Маме же учеба давалась просто благодаря унаследованным навыкам. Однако она бросила магию ради отца.

— Non, pas du tout[1]. Но мама же не отказалась от магии, она все еще может колдовать.

Паша скривился.

— Все, что делает Кристин, просто песочный замок. Только тронь — он распадется. Она уже много лет не работает, cassé[2]. Даже книги свои отдала.

Я, опирающаяся до этого на стол, выпрямилась.

— Что вы сказали? Куда отдала?

— Отдала мне. Причем чуть ли не уговаривала меня взять их.

Так вот почему я нигде не могла найти ее гримуары и записки по волшебству.

— Они все еще у вас?

— Завалены кучей таких же потрепанных бумажонок на чердаке парижской квартиры.

— Это мне не подходит, — прошептала я. Черт, даже ради малюсенького шанса, что книги матери мне помогут, нет времени лететь в другую страну и просить дядю показать мне все, что у него есть.

— Désolé, qu'as-tu dit?[3]

— Nothing. То есть, мне надо найти маму, пока она не начала рассказывать про свое чудо-удобрение для тюльпанов. А tout a l'heure, oncle Pachá[4].

Не очень вежливо получилось сбежать от дяди, но не думаю, что он обиделся. Как же мама живет вот уже восемнадцать лет без колдовства? Меня после недели самоконтроля распирает изнутри, будто взорванный вулкан. Неужели она настолько преисполнилась в скрытии магии, что может запирать ее без всяких последствий?

В конце поляны я заметила Люсинду. Она выделялась не только белым облачением в окружающей тьме, но и всем своим образом. Он нее будто отходила аура магии, не дающая оторвать от себя взгляд. Она была выше даже большинства среднестатистических мужчин. Разговаривала с гостями, гордо выпрямив спину, не показывая ни тени эмоции.

Я поправила волосы, собранные в хвост, готовясь подойти к главе клана. Она как раз закончила диалог с пожилой ведьмой и перевела взгляд на меня, резко вставшую вперед всех.

— Малышка Готье. Помню тебя совсем крохой. А где твои замечательные кудри?

Я неловко засмеялась, удивленная, что Люсинда помнит меня после стольких лет. Зуб даю, у нее стоит какая-то установка, загружающая ей в голову нужные в данный момент воспоминания.

— Остались примерно в том же возрасте, в каком вы меня помните, — да, когда-то в детстве у меня действительно были длинные густые волосы до того момента, пока мои руки не узнали о существовании огня.

— Я счастлива видеть тебя среди нас. Надеюсь, не в последний раз?

Люсинда говорила спокойно, напоминала мне маму на сеансе со своими клиентами. Ее нельзя было назвать женщиной неземной красоты, но Люсинда обладала… магическим очарованием, несмотря на широковатый нос и пористую бледную кожу, выдающую возраст вблизи.

— Честно, не знаю, я хотела… — и не дожидаясь, пока я закончу, Люсинда вдруг развернулась и медленно направилась в сторону пруда, аккуратно ступая между опавшими ветками.

Я опешила. Если это такой способ сказать: «Мне не интересна твоя болтовня», то он не очень находчивый. Я побежала за ведьмой, совсем забыв смотреть под ноги, то и дело спотыкаясь.

— Я хотела спросить вас, — продолжила я. Люсинда не смотрела на дорогу, ее взгляд был направлен вперед, а на губах расплылась еле заметная блаженная улыбка. Она была похожа на корабль, плывущий на пение сирен.

Обходя ветки, я заметила, что Люсинда босиком.

— Вы знаете, как снять проклятие?

Люсинда тихо рассмеялась.

— Что есть проклятие? Некоторые люди считают своим проклятием рутину, мозолящую глаза с рассвета до заката.