Проклятие для Обреченного

Я еще не вижу его замысла и не понимаю, в какой лабиринт меня загнали, но осознаю – это не я планировала заговор. Это он все планировал. И все это время, как бестолковую ослицу, приманивал морковью на веревке.

Глава двадцать восьмая

— Ты меня использовал? – Просто чтобы понять, что я не схожу с ума и ничего не придумываю, мне нужно услышать каждый звук собственными ушами.

— Конечно, - халларнец пожимает плечами.

— Зачем?

Ветер ударяет в лицо невидимой ледяной пятерней, но это ерунда по сравнению с пощечиной от тирана. Я чувствую, как немеет щека, потираю ее озябшими пальцами и в который раз проклинаю всю халларнскую кровь и одно из самых отвратительных ее порождений, которое смотрит на меня со снисходительной улыбкой.

— Видишь ли, дикая кошка, что бы ты ни думала, но выпотрошить замок без повода или сделать это под знамением «мести» - не одно и то же.

Выпотрошить замок? О чем он?

— Земли твоего дяди граничат с моими. – Он даже не скрывает, что считает все это своей собственностью, и ему дела нет до такой мелочи, как мое разрешение на владение Красным шипом и окрестностями. – Я мог бы, конечно, забрать их силой, выжечь деревни, скормить крестьян их же свиньям и мне было бы плевать на ваших богов и еще одну порцию проклятий на мою голову. Но зачем мне вой плачущих сирот в первую брачную ночь, если я могу потребовать земли на том простом основании, что Торульд нарушил заветы ваших предков и вероломно, дождавшись моего отъезда, попытался убить мою любимую невесту? Кажется, это у вас называется «кровь за кровь»?

Я не верю своим ушам.

Все настолько просто и понятно, предсказуемо и прозрачно, что хочется стукнуть себя по лбу и вопить, как можно быть такой слепой и предсказуемой. Это же так… очевидно. Его покладистость. Его «говорливость». Его… боги…

Он знал, что я сделаю все, чтобы разговорить его. Это было частью его плана.

Он бы все равно сказал все, что я хотела услышать. Просто так, даже если бы я явилась в спальню в стальном поясе безбрачия.

И он использовал меня, как какую-то продажную девку, грязно и отвратительно. Просто потому что захотел и знал, что я стерплю.

— Ты мерзкая хитрая тварь… - Говорит вся моя густо замешанная на обиде злость.

— Да, - еще одно передергивание плечами. – А если вдруг тебе противно оказаться использованной, порадуйся тому, что сегодня, благодаря твоей слепоте, будет пролито гораздо меньше крови, чем могло быть. Наш сын унаследует огромный кусок Севера. И за все это ты заплатила всего лишь… - Он делает неуловимое движение, оказывается рядом и раскрывает мои губы двумя пальцами. – Своим чудесным гостеприимным ртом. Сегодня ночью я закреплю урок, дикая кошка. И больше не буду таким ласковым.

Я знаю, что он нарочно меня злит и пачкает каждым точно выверенным и подобранным словом. Понимает, что меня можно запороть до смерти - и я не пророню ни слезы, и что даже если схватит за шиворот, как котенка, и подвесит над пропастью, я все равно уже не буду просить пощады. Даже если умру от страха до того, как приземлюсь на острые камни. Но все мое напускное бесстрашие рушится до основания, стоит Тьёрду вот так запросто, используя лишь несколько слов, обозначить мое место в его жизни.

Я – не гордая дочь Севера.

И не женщина, за которую стоит обнажить меч, даже если придется встать против всей армии мира.

Я просто еще один гостеприимный рот. И наш брак – не более, чем игра, фарс. Он с самого начала знал, кто истинная наследница всех земель в округе. Он все рассчитал: дядя никогда не обратился бы к Намаре, потому что она не была его родной кровью. И тогда у Потрошителя не было бы удобного повода поиграть в благородство и прикрыть свои коварные захватнические замыслы справедливым возмездием.

Он с самого начала знал, что возьмет в жены меня.

И с самого начала я была всего лишь пешкой в этой игре. Довольно простой, как мне теперь кажется. Если бы я не была так самонадеянна и не тряслась за свою жизнь, то могла бы хоть что-то заподозрить. Но он не дал мне шанса, безупречно разыграв все, используя мои слабости и страхи.

Боги, если бы этот мужчина не был хладнокровным бездушным убийцей, я бы могла полюбить его когда-нибудь.

Но, к счастью, от него даже сейчас слишком выразительно несет кровью, а мертвый взгляд Торульда отрезвляет лучше всякой горькой настойки.

Я отворачиваю голову, чтобы выбросить проклятые пальцы изо рта, но генерал приближается и крепко, до моего невольного испуганного вскрика, засовывает стальную пятерню мне в волосы, сжимает и притягивает голову к себе, вынуждая встать на носочки, но и это не делает наши лица ближе.