Проклятие для Обреченного

Пока спускаюсь, время от времени посматриваю, что творится в замковом подземелье – для этого в стенах есть специальные отверстия. Совсем небольшие, но с хорошим обзором.

Несколько халларнов-инженеров выбрали в качестве перевалочного пункта наш винный подвал. Отличный выбор. Кажется, они тут не скучают – вдоль стены вижу ряд пустых бутылок.

Иду дальше, еще ниже, пока обработанный камень вокруг меня не сменяется природным булыжником. Становится очень влажно – по стене за моей спиной бегут тонкие струйки воды. Но ниже прохода нет. Отсюда можно выйти либо к горной реке, далеко к северу от замка, либо ползком пробраться в небольшую пещеру. Даже не и не знаю, для чего она. Возможно, должна была стать каким-то промежуточным перевалочным пунктом или оружейной на случай, если придется очень быстро отступать.

Но сейчас от этой пещеры не осталось даже воспоминаний.

На ее месте – огромный конусообразный провал, кажется, до самого центра земли. По его внутренней поверхности идет винтовая дорога. Достаточно укрепленная, чтобы выдержать мой вес.

То, что я ищу – если оно существует – где-то там.

И хоть мне снова становится страшно, я ставлю ногу на первую ступень и начинаю долгий спуск.

Глава сорок восьмая

Чем ниже я спускаюсь, тем больше не по себе мне становится.

Для тревоги нет особый причин: никто не шипит, не валится мне на голову, не пытается напасть со спины. Единственное, что мне угрожает – оступиться и упасть головой вниз.

Только чем ниже спускаюсь, тем четче становится шум в голове, в котором – если только я не схожу с ума – появляются отдельные обрывки слов. На все том же непонятном мне языке.

Постепенно на дне провала начинает проявляться алое свечение. В нем нет ничего странного, все фонари халларнов святят именно так – это какая-то их особенная технология, что они не гаснут ни в стужу, ни в дождь.

Перевожу дыхание и продолжаю спуск.

Я – гордая дочь Севера, я не боюсь теней и шепота.

Когда достигаю дна и погружаюсь в алый густой туман, голос в моей голове уже не говорит – он кричит. Все так же неразборчиво, но уже почти оглушая.

Если я сойду с ума и потеряю дорогу наверх, никто не станет искать меня здесь. Я не оставила за собой хлебных крошек.

В густом слепящем тумане приходится двигаться почти наугад.

Только когда глаза немного привыкают к полумраку, замечаю несколько каменных столбов, в которых, словно драгоценные камни в породе, горят яркие красные кристаллы.

Похожи на глаза каких-то демонов.

Настолько… живые, что стараюсь не смотреть им «глаза в глаза».

Столбы установлены как будто по кругу, словно маленькая арена, в центре которой колышется бесформенный сгусток тумана.

Я не хочу знать, что прячется внутри него.

Но чувствую, что оно - живое.

Оно знает, что я здесь.

Оно осмотрит на меня.

И пытается говорить, как безуспешно пыталось все эти дни: шепотом, скрежетом, осколками слов, стонами и хрипами.

Оно замирает, даря мне глупую надежду на покой, а потом резко подается вперед, выпрыгивая из западни, словно идеальный хищник.

Я… уже видела это создание. Уже умоляла это отпустить меня, когда извивалась под его тяжелым, полным боли, взглядом. Уже слышала, как длинные черные когти скребут по камням, когда это пыталось вырваться из плена и добраться до людей в черном.

У этого нет постоянно формы: оно то туман, то зверь, то человек. Миллионы разных форм, некоторые из которых заставляют меня забыть браваду и закрывать глаза от страха.

Мои ночные кошмары не были кошмарами. Они были попытками вспомнить то, что со мной сделали в ту ночь.

Сделали с нами – мной и вот этим, пойманным и посаженным на цепь.

На полусогнутых ногах обхожу создание по дуге. Вот эти столы – гладкие, из стали, с кожаными ремнями для рук и ног. На одном лежала я, на другом Тьёрд. Он что-то постоянно говорил мне. Не помню слов. Помню его лицо – ему было так же больно, как и мне. Даже еще больнее, но он продолжал успокаивать меня.

Говорил, что все потом объяснит.

Что должен так со поступить.

Что все это было?

А я плакала и задавала вопрос, на который так и не услышала ответа: «Зачем?!»

Снова поворачиваюсь к созданию.

Тьёрд называл ее Темной. Она. Это… самка, женщина.

Сглатываю горький привкус во рту и уговаривая себя быть смелой до самого конца, делаю шаг к ней.

И тут же голос в моей голове стихает сначала до едва различимого шепота, а потом и вовсе исчезает.

Она узнала меня.

Она дождалась моего прихода.

Темная снова меняется – и в ее подобии переплетенных внутренностей я вижу что-то похожее на прозрачную сферу. Почти уверена, что она наощупь как стекло, хоть это невозможно – чтобы в живом создании жило что-то созданное человеком.

Темная стеклянная поверхность постепенно светлеет, чтобы я смогла рассмотреть то, что внутри.

Самое главное.

То ради чего я здесь.

Это… ребенок.

Мальчик.

Ему, должно быть, на вид ровно столько, сколько должно быть, чтобы с дня на день появиться на свет. Плавает в чем-то плотном и вязком.

Еще шаг. Уже почти вприсядку от слабости и бешено сжимающегося сердца.

Еще ближе.