— Не сбрасывай все дерьмо в один котел, сестра, - напираю на нее, сжимая и разжимая кулаки. – Моя обида, совсем небольшая и незначительная, относится только к тебе и твоему папаше. Ни больше ни меньше. Не приплетай сюда мое отношение к
— Надеешься меня запугать? – храбрится Намара, но все же трусливо делает шаг назад.
— И в мыслях не было. – Моя улыбка говорит об обратном.
— Ты здесь – никто! – Сестра заносит руку для удара, но я перехватываю ее запястье и без сожаления швыряю спиной на стену.
Намара ударяется, скулит, медленно сползая на пол.
Она никогда не умела держать удар. Странно, на что она рассчитывала, устраивая эту комедию. Я была бы глупее овцы, поверь хоть на мгновение, что Намара действительно думает о Севере.
— Тебя терпят только потому, что в тебя вцепился проклятый Потрошитель. – Через слезы и сопли, как маленькая, очень беспомощно огрызается она. – Сдохнет он – сдохнешь и ты. Я каждый день молюсь богам и предкам, чтобы какому-нибудь северному воину хватило удачи отхватить ему голову.
— Представь, я тоже.
Она хмурится, не понимая.
Ну и дьявол с ней. Не о том сейчас речь.
— Последний раз спрашиваю – что было в послании, Намара?
Она уже прижата к стене. отступать некуда. И напускная бравада окончательно сдает позиции.
Я прищуриваюсь и сжимаю пальцы в кулаки.
Сестра съеживается, прикрывает голову руками.
— Указание, где и когда будет ждать доверенный человек, - тонким голосом из-под пальцев признается она.
— Ждать кого? – наседаю я. Еще мгновение – и Намара сдаст всех.
Хоть меня почему-то очень пугает это возможное «всех».
— Замолчи! – выкрикивает кто-то из-за моей спины. – Заткнись, Намара!
В дверях, занимая собой весь проем, стоит Геарат. Его толстое лицо покрыто каплями пота. Видимо, очень торопился спасать родную кровиночку.
— Не тебе диктовать здесь свои условия, потаскуха! – его глаза, утопленные в складках жира, пылают неприкрытой ненавистью и смотрят прямо на меня.
Снова потаскуха? Придумали бы что-то еще.
— Наверное, тебе, - позволяю себе ироничную ухмылку.
Боги, совсем как Халларнский потрошитель.
В голове собственные слова звучат его голосом и с его интонацией.
— Ты забыла свое место, подстилка чужаков!
Я не успеваю ничего ответить, когда он скрещивает пальцы в уже знакомом мне знаке.
Тело пронзает жуткая боль.
Снова становится невыносимо тяжело дышать. Как будто кто-то протаскивает меня через узкое горлышко разбитой бутылки.
Сжимаю челюсти, чтобы не проронить ни звука.
Никто и никогда больше не насладится моей болью и страданием.
Тем более – вот эти…
— Думала, ты теперь всесильна? – оживляется Намара и даже, шатаясь, встает на ноги. – Сверни ей шею, отец. Сколько можно терпеть эту стерву? Тьёрд – мой! Поняла?! Это мне он должен был приносить брачные клятвы, со мной проводить ночи. Ты ничего не можешь ему дать! Каждому мужчине нужен наследник. Каждому! А ты просто… пустой мех из-под вина. Ни на что не годишься.
Я с трудом разбираю ее слова. Еще с большим трудом улавливаю их смысл. Но Намара разошлась и буквально пылает ядовитой злобой. Ей уже не страшно подойти впритык и орать мне в лицо, а я, парализованная Геаратом, не в силах даже отвернуться.
— Ты слепая, Дэми. Ты правда ничего не замечаешь? Не видишь, что он делает с нашим домом? Думаешь, все эти стальные чудовища под нами – они только руду добывают? Как бы не так. Он принес сюда что-то. И оставил это там, в подвалах. – Топает ногой. – Поэтому тебя, дуру, туда и не пускают. Потрошитель плевать хотел на свою «женушку», хоть бы тебя там и завалило. У него секрет-и-и-и-к.
Намара улыбается так широко, что мне хочется плюнуть ей прямо в рот.
— Заканчивай, - немного нервно бросает Геарат.
В отличие от дочери, он не совсем одурел от вседозволенности. Знает, что будет, если Тьёрд узнает, как со мной обращались «любимые родственнички». Видимо, подаренная ему голова воняет сильнее.
— Мы убьем ее? Теперь мы обязаны ее убить.
— Нет, - улыбка отчима настолько отвратительна, что у меня холодеет спина. – Я лучше вырву ей язык. И переломаю руки и ноги.
Чувствую, как в горле растет давящее напряжение, как выгибаются руки и ноги. Из глаз брызжут злые слезы отчаяния, но справиться с ними не получается.
Мне не страшно умереть. Совсем нет. Я была готова к такому исходу с первого дня, как халларнцы заняли замок.
Мне противно, что я не могу умереть хотя бы достойно сопротивляясь. И что перед смертью эта парочка будет смотреть на меня с триумфом.
— Она хнычет, смотри. – Намара зачем-то корчит рожи, хоть я уже почти не могу различить черты ее лица. В моем гаснущем сознании она похожа на грязный плевок на снегу – такая же бесформенная и почему-то как будто скользкая. – Подстилке страшно, отец. Давай, сделай это!
Он подступается ближе, продолжая выкручивать пальцы с зловещих знаках.