Проклятие древних жилищ

— Фрайар Такк стоит хорошего охотничьего пса, — разъяснил Джеллевин с непонятной снисходительностью. — Вернее, стоит целых десяти псов. Он чует добычу издалека. Настоящий феномен.

— Что думаешь об этой дичи, старина?

Фрайар Такк извлек из люка свое округлое массивное тело и словно покатился к лееру. Его острый взгляд остановился на расплющенных трупах, лицо выразило острое удивление, потом посерело от ужаса.

— Фрайар, — с нервным смешком сказал Джеллевин, — ты видал и не такое, а побледнел, как юная субретка.

— Э! Нет, — глухим голосом ответил матрос, — дело не в этом… Там что-то зловещее. Там… Стреляйте по бреши, монсеньор, — вдруг закричал он. — Быстрее!

Джеллевин в гневе обернулся.

— Такк, ты опять обратился ко мне, назвав этот проклятый титул!

Обруганный матрос не ответил. Он тряхнул головой.

— Слишком поздно. Прошло, — пробормотал он.

— Что? — спросил я.

— Ну, штука, которая выглядывала из бреши, — тихо ответил он.

— Что это было?

Фрайар Такк бросил на меня укоряющий взгляд.

— Не знаю. Потом это прошло.

Я не стал настаивать на дальнейших расспросах. Послышались два пронзительных свистка. Звук доносился с вершины скал. Потом на фоне неба возникла тень. Джеллевин вскинул ружье. Я остановил его.

— Будьте поосторожнее!

Из бреши по тропинке, которую мы раньше не заметили, на пляж спускался школьный учитель.

* * *

Школьному учителю оставили лучшую каюту на корме, а для меня переделали соседнюю каюту. Таким образом, получилась сдвоенная каюта с двумя койками. Сразу после появления на борту школьный учитель удалился к себе и проводил все время, копаясь в книгах. Один раз или два раза на дню он выходил на палубу, просил принести секстант и проводил тщательные наблюдения.

Мы шли на северо-запад.

— Курс на Исландию, — как-то сказал я Джеллевину.

Он внимательно посмотрел на морскую карту и нацарапал на ней несколько слов и цифр.

— Не совсем. Скорее мы идем к Гренландии.

— Ба! — ответил я. — Одно стоит другого…

Он согласился с тем же равнодушием.

Мы ушли из Большого Копыта в хорошую погоду, оставив позади себя горы Росса, которые грели свои горбы под восходящим солнцем. В тот день мы встретили одно гебридское судно с плосколицыми (надо заметить, что такие лица характерны для жителей Гебридских островов) и от души обругали их. Вечером на горизонте появился небольшой двухмачтовик. Утром следующего дня море стало неспокойным. Слева по борту с подветренной стороны мы заметили датский пароход, который боролся с волнами. Он был окружен таким густым облаком дыма, что мы не смогли рассмотреть его названия. Это был последний пароход, который мы видели в этом плавании. Хотя на заре третьего дня далеко на юге появились два дымка. Уолкер сказал, что это были британские посыльные суда. В тот же день мы заметили вдали фонтан, выпущенный косаткой. До нас донесся низкий рев. Это было последнее проявление жизни вокруг нашего судна.

Школьный учитель по вечерам приглашал меня к себе выпить стаканчик спиртного. Сам он не пил. Он уже не был тем словоохотливым собеседником с постоялого двора «Веселое сердце», но остался приятным и хорошо воспитанным человеком, поскольку никогда не оставлял мой стакан пустым, а пока я пил, он листал свои книги. Должен признать, что не сохранил особых воспоминаний об этих днях. Жизнь на борту была монотонной. Однако экипаж казался мне озабоченным, особенно из-за небольшого и довольно неожиданного происшествия, случившегося однажды. Мы все одновременно почувствовали сильнейшую тошноту. Тьюрнип начал кричать, что нас отравили. Я строго приказал ему заткнуться. Надо отметить, что это недомогание быстро прошло. Резкий порыв ветра вынудил нас совершить внезапный маневр, и мы все забыли.

Занялась заря восьмого дня плавания.

* * *

Я увидел озабоченные и замкнутые лица. Мне знакомы такие лица. На море они не обещают ничего хорошего. Они выражают беспокойство, стадное и враждебное. Оно сплачивает людей, накрепко соединяет их в единую массу страха или ненависти. Вокруг них образуется атмосфера зловредной силы, отравляя все вокруг. Слово взял Джеллевин.

— Мистер Баллистер, — начал он, — мы хотим поговорить с вами и поговорить откровенно, как друзья со старшим товарищем по совместным гулянкам, а не как с капитаном.

— Прекрасная преамбула, — усмехнулся я.

— Именно потому, что вы друг, мы облекаем все в вежливую форму, — прорычал Уолкер, и его уродливое лицо скривилось.

— Говорите, — коротко сказал я.

— Так вот! — продолжил Джеллевин. — Вокруг нас творится что-то не то, а самое худшее состоит в том, что никто из нас ничего не может объяснить.

Я мрачно оглядел их всех и внезапно протянул ему руку.

— Ты прав, Джеллевин, я чувствую это, как и вы.

Лица разгладились. Люди нашли в капитане союзника.

— Поглядите на море, мистер Баллистер.

— Я его вижу, как и вы, — ответил я, опустив голову.