Проклятие Гавайев

Голубая рука

Мы были уже в сорока минутах от Сан-Франциско, когда экипаж наконец решился заняться проблемой с туалетом в первом классе. Дверь не открывалась с самого момента взлета, и теперь старшая стюардесса вытащила второго пилота из кабины и привела в салон. Тот появился в проходе рядом с моим креслом, держа в руках странный черный инструмент — не то фонарик с лезвиями, не то электрифицированную стамеску. Совершенно спокойно кивая, он вслушивался в горячий шепот стюардессы.

— Он мне отвечает, — говорила она, тыча длинным алым ноготком в табличку «занято» на двери туалета, — но я не могу его оттуда вытащить.

Второй пилот продолжал задумчиво кивать, повернувшись спиной к пассажирам и одновременно настраивая свой явно спецназовский инструмент.

— Личные данные? — спросил он стюардессу.

Та глянула в список, прикрепленный к планшету.

— Какой-то мистер Аккерман, — ответила она. — Адрес: почтовый ящик девяносто девять, Кайлуа-Кона.

— Большой остров, — констатировал второй пилот.

Стюардесса кивнула, продолжая изучать поверхность планшета.

— Член клуба Красного Ковра, — сказала она. — Часто путешествует, но где бывал раньше — не сказано. Зарегистрировался в Сан-Франциско, первым классом, в один конец до Гонолулу. В поведении безупречен. Никакой дополнительной информации: отель не резервировал, машину не нанимал… — Она пожала плечами и закончила: — Очень вежливый, трезвый, спокойный…

— Вот-вот, — отозвался второй пилот. — Я таких знаю.

Глянув на свой инструмент, он размахнулся свободной рукой и резко хлопнул по двери.

— Мистер Аккерман! — позвал он. — Вы меня слышите?

Ответа из-за двери не последовало, но я находился достаточно близко, чтобы услышать, как упало сиденье унитаза и зажурчала вода.

Я не был знаком с мистером Аккерманом, но помнил, как он садился в самолет. Выглядел он как человек, который в прошлом мог быть профессиональным теннисистом в Гонконге, а потом занялся более крутыми делами. Золотой «Ролекс», белая льняная спортивная куртка; на шее — массивная золотая цепь из тайского золота, в руках — тяжелый кожаный портфель с наборным замком на каждом из многочисленных карманов и кармашков… И никаких признаков того, что он способен закрыться в туалете сразу после взлета и оставаться там в течение целого часа.

Это слишком долго для любого полета. Подобное поведение неизбежно вызывает вопросы, которые, в конце концов, уже невозможно просто проигнорировать — особенно если дело происходит в просторном отсеке первого класса семьсот сорок седьмого «боинга», который летит из Сан-Франциско в Гонолулу. Пассажирам, которые платят такие деньги, совсем не улыбается перспектива стоять в очереди в единственный из оставшихся туалетов, в то время как какой-то придурок неизвестно чем занимается в другом.

Я был одним из этих пассажиров. Мои непростые отношения с Объединенными Авиалиниями обязывали меня, как я решил, непременно воспользоваться хромированным писсуаром в сортире с защелкой на внутренней стороне двери и провести там достаточное время, чтобы хорошенько облегчиться. До этого я шесть часов проболтался в зале клуба Красного Ковра в аэропорту Сан-Франциско, переругиваясь с билетными агентами, накачивая себя алкоголем и стараясь отогнать волны странных воспоминаний…

Где-то на полпути между Денвером и Сан-Франциско мы решили поменять самолет и очередной этап нашего путешествия провести в семьсот сорок седьмом. Десятый «ди-си» хорош для коротких перелетов и для спанья, но семьсот сорок седьмой — это то, что нужно профессионалу в длительной поездке, особенно если у него невпроворот работы: из первого класса по винтовой лестнице поднимаешься на второй этаж и оказываешься в маленькой гостиной типа клуба — с отдельным баром, кушетками и деревянными карточными столиками. Конечно, перескакивая с самолета на самолет, мы могли запросто потерять свой багаж, но мне нужен был простор для работы, для того чтобы немного расслабиться, чтобы вытянуть ноги, наконец.

Мои планы на этот вечер включали изучить все, что у меня было по Гавайям. Я запасся газетными заметками и брошюрами, даже книгами. Передо мной лежали «Последнее путешествие капитана Кука» и «Записки Вильяма Эллиса», вышедшие из-под пера Ричарда Хау, «Письма с Гавайев» Марка Твена — это все толстые тома. А еще брошюры: «Гавайские острова», «История берегов Коны», «Пухонуа Хонаунау» и множество прочей печатной продукции.

— Ты не сможешь просто выбраться из самолета и с ходу написать про Марафон, — инструктировал меня мой приятель Джон Уилбер. — Кроме десятка тысяч япошек, которые побегут вдоль Пёрл-Харбора, там, на Гавайях, чертовски много всего интересного. Нужно все это использовать.

Помолчав, он продолжал:

— Острова полны тайн. Я не говорю про Дона Хо и прочую лапшу, которую вешают на уши туристам. Нет, там есть много такого, что мы здесь совершенно не понимаем.

Приятно иметь в друзьях такого мудрого человека, как Уилбер. Парень, заработавший на дом в Гонолулу, да еще на самом побережье, играя за вашингтонских «краснокожих», во многих вещах разбирается лучше, чем я.