Голышкин садится первым за стол, расчерченный в форме алфавитного круга и окруженный шестью стульями. На его столешнице только канделябр с шестью свечами и блюдце для спиритического сеанса. Жестом профессор приглашает остальных присоединиться к нему.
Мышевский. А это важно, кто рядом с кем сядет?
Голышкин. Ольге Алексеевне придется сидеть по правую руку от меня. Ведь она будет записывать сообщение духа Гермеса Трисмегиста. Если он пожелает нам что-то сообщить, конечно. А для всех остальных месторасположение за столом не имеет значения. Главное, не сдвигать стулья. Они расставлены в форме шестиконечной звезды, гексаграммы, как я и говорил.
Ольга. А можно, я спрошу у вашего духа, когда он явится…
Голышкин. Простите, Ольга Алексеевна, но вынужден вам это запретить. С духом может говорить только один человек, медиум. И это я. Все остальные просто кладут руки на блюдце – видите, вот оно, на середине стола, в центре алфавитного круга? И молчат, что бы ни случилось во время сеанса.
Ольга. Даже если…
Голышкин. Ни звука, чтобы вы не увидели и не услышали! Иначе дух уйдет, ничего не ответив. Или, что намного хуже, разозлится.
Ольга. И что тогда?
Голышкин. Тогда он начнет жестоко мстить.
Огранович. Я вас умоляю, профессор! У меня нервы как струны!
Голышкин. Я думал, господин Мышевский предупредил своих друзей о всех возможных последствиях спиритического сеанса.
Мышевский. Так оно и есть, профессор. Но все-таки лучше не затягивать прелюдию. Ожидание смерти хуже самой смерти, это известная истина.
Огранович. О какой такой смерти вы говорите?
Мышевский. О духовной, и не более того.
Выхухолев. Следовательно, вам нечего опасаться, Елена Павловна. С этой точки зрения вы давно уже не жилец на белом свете.
Огранович. Ах, оставь свои шуточки при себе!
Голышкин. Господа! Прошу тишины! Я начинаю сеанс. Господин Мышевский, будьте готовы. Когда я дам знак, передадите мне рецепт философского камня.
Мышевский. (Подозрительно). Это еще зачем?
Голышкин. Я должен буду зачитать его духу Гермеса Трисмегиста. Иначе как тот сможет ответить, где вкралась ошибка? Ведь ему надо знать, о каком рецепте идет речь. Но слушать дух будет только меня.
Мышевский. Да, простите, вы правы, профессор.
Голышкин. Рецепт при вас? Как я и говорил, записанный на бумаге, от руки, простым карандашом?
Мышевский. Я сделал все, как вы просили.
Голышкин. Тогда начинаем!
Все замолкают. Голышкин берет блюдце, нагревает его с внутренней стороны над свечой и ставит на ребро на середину стола, в центр алфавитного круга.
Голышкин. Дух Гермеса Трисмегиста, взываю к тебе! Приди, пожалуйста, к нам! Дух Гермеса Триждывеличайшего, взываю к тебе! Дух Гермеса Трисмегиста! Явись нам!
С каждой новой фразой шорохи и скрипы в комнате все более усиливаются. Где-то в глубине квартиры стукнула дверь.
Ольга. Смотрите, блюдце ожило!
Голышкин. Молчание!
Огранович. Я сейчас упаду в обморок! Кто-то прикоснулся ко мне ледяной рукой. Психиатр, если это снова твои дурацкие шуточки…
Голышкин. Молчите, или вспугнете его! Я вошел в контакт с духом Гермеса Трисмегиста. Я чувствую это… Гермес Триждывеличайший, взываю к тебе! Ответь мне всего на один вопрос. Где ошибка в твоем рецепте философского камня?
Ольга. Блюдце! Смотрите, оно скользит по буквам!
Голышкин. Записывайте! Каждую букву!
Ольга. Я пишу.
Голышкин. Что вышло?
Ольга. К… как… Какой… ре… цепт. Какой рецепт! Он спрашивает, какой рецепт!
Голышкин делает знак, и Мышевский, достав из внутреннего кармана, передает ему лист бумаги.