Проклятие Гунорбохора

— Я делал это не ради денег, — сказал Улнар.

— Отчего же?

— Ради твоих глаз, — улыбнулся воин. Элана и впрямь была красива, а коварное вино развязало ему язык.

— Что? — глаза Эланы заблестели. Еще никто не говорил ей таких слов.

— Я видел, как ты напугана, понял, что эти головорезы — не твоя охрана… и решил помочь.

— Ты удивительный человек и великий воин. Эти наемники напали на моих телохранителей и убили всех! Ты очень смел, если решился отбить меня в одиночку!

— Я не знал, что они такие грозные воины, — пожал плечами Улнар. Да, парни были крепкими бойцами, но не более того. Воин не считал себя мастером, но в Братстве его уважали. Там не было воинов, прошедших школу «Двух Мечей».

— А если бы знал?

— Тогда убежал бы.

Элана засмеялась. От вина оданесса раскраснелась. Расстегнув несколько пуговиц, она прилегла, прислонившись к дереву.

— Ты очень смел, — повторила она, разглядывая Улнара. — И ты помог мне, не зная, кто я такая. Ты либо великий смельчак, либо великий глупец.

— Скорее второе.

Элана вновь рассмеялась:

— Ну, нет, ты не глуп. Глупцы никогда над собой не смеются. Какой ты удивительный человек, Улнар. Кто ты? Расскажи о себе.

— Что тебе рассказать? — Улнар смутился. Мало кто просил его рассказывать о себе. Прошлое человека — его тайна. Даже принимая в Братство, его не спрашивали о прошлом. Достаточно того, что делаешь сейчас.

— Откуда ты родом? Кто твои родители? Где научился бою на мечах? — засыпала вопросами девушка.

— Родом из Гарда…

— Знаю, — тут же прервала Элана. — Это городок у моря в оданстве Ринересс. Продолжай.

— Моя мать из простого народа, отец… был воином. В Гарде я и вырос, потом стал вольным воином и вступил в Братство. Это все.

Девушка выжидающе смотрела на него, но Улнар молчал. Она засмеялась:

— Нет, не все! Ты что‑то скрываешь! На мне одежда хешимки, но я не столь глупа, как они! Твоя речь не похожа на речь простолюдина — это раз. Ты держишься с осанкой, в тебе чувствуется гордость, не свойственная хешиму или бродяге — это два. Ты владеешь мечом лучше моих телохранителей — это три. Ты учтив, не ругаешься, как хешимы и наемники — это четыре. Наконец, когда я спросила тебя, почему ты меня спас — ни один простолюдин не ответил бы так, как ты!

Улнар взглянул на оданессу. Он удивился ее наблюдательности. Впрочем, дети оданов хорошо образованы, но плохо знают настоящую жизнь.

— Ты плохо думаешь о простолюдинах. Не все они грубы.

Оданесса фыркнула.

— Я угадала! — сказала она. — Ты благородного рода, но отчего‑то скрываешь это, может быть, прячешься от своих врагов… Но с этого дня ты под моей защитой и покровительством! Я скрою тебя даже от суда фагиров!

Улнар улыбнулся. Великодушно и наивно, подумал он.

— Благодарю, оданесса.

— Не стоит благодарности, — махнула рукой девушка. — Подай еще вина.

Он протянул флягу.

— У тебя даже кубка нет? Что ж, когда мы прибудем в Далорн, я подарю тебе кубок. Самый дорогой, что смогу найти в городе!

— Благодарю, но мне не нужен кубок.

— Так что же тебе нужно?

— Достаточно твоей благодарности, оданесса. Думаю, ее нелегко заслужить.

Она не заметила иронии.

— Вот еще доказательство! Простолюдин никогда не откажется от награды!

— А эмон откажется? Много ли таких эмонов видела госпожа?

Она не ответила.

— Где ты научился владеть мечом, Улнар? — помедлив, спросила Элана. Ему не нравились эти расспросы, но разговор едва не зашел на опасную тропу, и лучше им говорить об оружии, чем о бедняках и эмонах…

— Школа «Двух Мечей», госпожа.

— Я же говорила! — удовлетворенно кивнула Элана. — Эта школа — не место для нигридов, разве нет?

Улнар сжал зубы. Он ненавидел это слово. «Нигрид» — значило «низший». Так эмоны, в чьих венах текла капля крови Древних, именовали простолюдинов. «Все люди одинаковы, — говорил Улнару отец, — не кровь делает человека великим, а дела, которые он вершит».

— Я же сказал: моя мать не знатного рода.

— А отец?

— Я не знаю, — честно ответил воин.

— Значит, он — знатного рода! В тебе кровь Древних — это несомненно! — оданесса оживилась. Ее лицо зарделось от вина и эмоций, и Улнар улыбнулся. Несмотря на гордыню, в девушке есть что‑то, несвойственное эмонам. То, что он чувствовал и в себе. Она называет это гордостью — но это не гордость. Это внутренняя сила, сознание правильности своего пути. Она могла вести себя с ним, как с нигридом, и Улнар ждал этого, но девушка быстро училась. Дух Эланы был не столь изнежен, как тело, для оданессы, большую часть жизни передвигавшуюся в паланкине, она довольно стойко переносила выпавшие им тягости. А теперь уже говорит с ним, как с равным. Он надеялся, что это не от вина.

А ведь она и впрямь красива! Хотя сйчас оданесса выглядит далеко не блестяще: прическа спуталась, к платью прилипла хвоя, от беспокойных ночей под глазами легли тени… Здесь с нее сошел дворцовый лоск и надменность, с которой она разговаривала еще вчера… Сейчас она была другой — и Улнар не мог отвести глаз…