Проклятие Ильича (СИ)

Рожа того, что чуть поменьше и в тельняшке, Владимиру Ильичу сразу не понравилась. Она была красная — сгорел, должно быть, солнце вон как жарит. Но это ладно. А ещё на этой красной физиономии были прыщи. Противные такие, с белыми кончиками.

— Слушаю вас.

— Вот и слушай, козёл! Ещё раз увижу возле Зинки и ноги переломаю! — прыщавый пристав на цыпочки сунул свою морду под нос Левину.

Фу. Принял чего-то вонючее товарищ. Чего тут гадать — брага или самогон. Из навоза, должно быть, гонят. Гнали же из него американские фермеры биодизель в будущем, почему же нельзя самогон?

— Честное слово, ребята, я просто помог Зине дотащить сумки из столовой. Две большие тяжёлые сумки.

Не дай бог сейчас ударят или ещё того хуже — пнут в живот.

— Врёшь, москвич, я же видел, как она смеялась и лыбилась тебе, — опять сунул Левину под нос прыщавую физию матросик.

— Ну не молча же идти.

— В общем, так, шкет, ещё раз увижу рядом с Зинкой — покалечу, — рыкнул местный и без замаха, но довольно сильно ткнул Костика кулаком в живот.

Бамс. Ох, больно-то как!!! То, чего Левин боялся, произошло. И ткнул своим кулаком матросик не в солнечное сплетение, а в рану. Сучок.

— Это тебе на память!

Два дебила сплюнули Левину под ноги и пошли в сторону спорткомплекса.

— Чтоб у вас повылазило! — зашипел им вслед Владимир Ильич и на автомате уже добавил: — Крекс-фекс-пекс.

Когда два придурка скрылись за поворотом, Левин расстегнул рубаху. На повязке, которую сегодня наложили ему в фельдшерском пункте, выступила кровь.

— Сволочи. Рожи прыщавые.

Левин развернулся и побрёл, прижимая руку к повязке, назад к центру села, где находился домик с красным крестом на двери.

— Елена! — фельдшер как раз закрывала дверь медпункта на ключ.

Владимир Ильич спросил при посещении, как звать хозяйку этого домика, и получил короткий ответ:

— Елена.

— А по отчеству?

— Елена. Елена Донцова. Так и зови. Все так и зовут, а детишки — тётей Леной, но ты не детишка, и потому зови Еленой.

— Елена!

Фельдшер повернулась.

— У меня повязка кровит, споткнулся сейчас.

— Ох, блин, давай быстрее заходи. Вообще, я не понимаю, кто и зачем тебе раскрыл рану и зачем тогда из больницы выписали. Дурость какая.

Елена положила Костика на кушетку и стала снимать повязку.

— У меня нагноение раны началось, вот два шва назад и раскрыли и стали промывать перекисью, но вроде гноя больше не было. А я сам попросил меня выписать. Лучше на перевязки ходить, чем в больнице лежать. Мне там от одного запаха хлорки плохо становилось.

— И что — теперь лучше? Там бы уже зажила рана. Ладно, это я так, по-стариковски брюзжу. Швы выдержали, это эти два кровить начали. Сейчас перекисью промоем и фурацилином и новую повязку наложим. Не боись, Костя, до свадьбы заживёт. Приглядел уже у нас девчонку? Зинка, вон, красавица у сестры моей двоюродной Клавдии. Присмотрись к ней.

— Кхм.

— Думаешь, не пара тебе городскому? И зря. Жена не должно быть умнее мужа, а то не будет лада в семье.

— Я подумаю.

— Подумай. Думать вообще полезно. Всё, иди домой тихонько. И ложись сразу. И завтра покой по возможности.

Ну уроды! Чтобы вас чирьи обоих заели!

Глава 19

Марьяна Ильинична

Событие сорок седьмое

Кто боится нападок на свои убеждения, тот сам сомневается в них. Уэндел Филлипс

— О лесе и думать неча. Не продержимся покамест без дома и без печи. А весной дожди да грозы как зарядят, смоют нас к чертям в котлы, сюдыть их через тудыть… — пробормотала Дукуна и повернулась к Рие: — Голубушка, налей мне супчика, что-то проголодалась я. Да нет, побольше чеплышку возьми, говорю ж, голодная… Вы тоже ешьте.

У Марьяны Ильиничны аппетита не было, но практика показала, что есть надо не когда хочется, а когда еда имеется. Иначе в дальнейшем есть захочется, а еды не будет. Это куда хуже переносится организмом.

— Давайте купим сани, двух тягловых и будем кататься от деревни к деревне. Так нас инквизиция ни за что не поймает. Сегодня в одном селе — полечили, плату собрали, животных покормили, переночевали — и дальше в путь. Сколько добрых дел успеем сделать! — горячо предложила Левина.

Она и раньше о подобном заговаривала, но Дукуна от неё неизменно отмахивалась.

— Посмотрите на неё, ума целые закрома. Чевой-то мы раньше до такого не додумались, а? — язвительно спросила старуха, а потом добавила уже спокойно: — Не сдюжим мы так жить. Ну десяток деревень проедем, а дальше? — хоть ложись и помирай. Силы-то нужно восполнять. Спать, есть, но во главу угла — в покое жить. Уж лучше в одной деревне осесть — коли жители не совсем тупы, наоборот, предупредят о церковниках. А кому надо — и из соседних сёл сами приедут. Да и к целителю уважения так поболе будет — уж не сам он к тебе, роняя лапти, бежит, а ты к нему, коли жить охота. Нет, разъезжать от одной деревни к другой — только себе хужее сделаем. Ни дома, ни отдыха, ни просвета. Да и на вожжах кто? Ты, штоль?

Левина замолчала, обдумывая слова старой ведьмы.