Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя

Почему это учёные люди не могут говорить просто и не вычурно?

Вытащив с полки недавно переизданного в Лейдене Овидия, Молчан устроился с маленьким томиком в руках в кресле перед окном, оставив в покое тихих книжных сумасшедших. Красивый всё-таки язык — классическая латынь!

Право, вернее молчать, чем болтать, что
любовь миновала:
Кто неуёмно твердит: «Я не влюблён», —
тот влюблён.

«Я не влюблён в Джейн Ди», — проговорил про себя Андрей Молчан. Почувствовал послевкусие фальши во фразе. Великий римлянин говорил про частое повторение таких слов. Молчан же и думать перестал о ветреной жене почтенного доктора и наивного рогоносца.

«Я не влюблён в Маргиту Колман. Я не влюблён в Маргиту. В волну светлых волос, омывающую закрытый корсаж. В зелень прекрасных глаз, опасных не только для поклонников, но и для самой девушки. Так вот и притянут на допрос в инквизицию — откуда, мол, такая красота появилась, не бесовскими ли кознями, не в обмен ли на душу?»

Я не влюблён... Овидий улыбается с гравированного портрета в книге.

Андрей покачал головой, отгоняя неуместные сейчас мысли, постарался вслушаться в разговор маниакальных любителей книг.

   — Интересующие вас материалы по картографии находятся здесь, на этих полках, рядом с запретной и тайной литературой, — говорил библиотекарь.

Андрей любил тайны. Тайны — его профессия. Поэтому московит поднялся с кресла и подошёл поближе к беседующим.

   — Вас интересуют старинные карты, молодой человек?

Библиотекарь старался быть предупредительным.

   — Не совсем. Мне показалось странным, что библиотека хранит книги, запрещённые Святой Церковью.

   — По личному разрешению императора, подтверждённому магистром-инквизитором, разумеется. Там, в этих книгах, тоже содержится знание. Часто — вредоносное, но необходимое для тех, кто готов бороться со злом. Бывает — непознанное, сохраняемое для следующих поколений в надежде, что его смогут понять и применить. Вот, посмотрите, например!

Библиотекарь показал на корешок небольшой, но толстой книги. Молчан заметил на пыльной полке следы лап крысы. Когда-то грызун в поисках пищи пробежался здесь, обогнув книгу по касательной, будто почувствовав нечто опасное.

Посмотрим, раз приглашают. Андрей подцепил пальцем корешок, извлёк книгу, сдув с неё пыль.

Кожаный переплёт был лишён не только надписей, но и узорочья тиснения. Что там, внутри?

   — Творение великого мудреца и мага Абдула аль-Хазреда, переведённое английским дворянином Говардом Филипсом из Лавкрафта, — начал вслух читать Молчан.

   — Вот видите! — невежливо перебил его библиотекарь. — Англичанин получил книгу на английском! А мой предшественник, чех по национальности, утверждал, что творение сие — на чешском. Я же, многогрешный, сам не решился открыть её, но могу свидетельствовать, что ещё в прошлом году на этом месте лежал свиток в деревянном футляре. Под тем же номером, заметьте. И никто не мог неумно пошутить, подменив книгу. Посмотрите на эту стальную цепь, что приковала книгу к полке. Книга может меняться, но цепь осталась неизменной.

   — На замке я вижу звезду Давида и пентакль, словно кто-то наложил заклятие от сил зла, — заметил Джон Ди.

— И правильно сделал, судари мои! Перед нами страшная книга. Говорят, она была написана когда-то безумным арабским колдуном Абдулом аль-Хазредом. Никто не знает её настоящего имени, хотя в греческом переводе она известна как «Некрономикон». Это набор заклятий и заклинаний, и почитатели сил тьмы уверены, что магии сильнее просто не существует. Слава Богу, у нас в библиотеке хранится не оригинал, а копия, да ещё неудачно переведённая, как говорят те, кто успел её изучить... Не опасная.

Молчан скользнул взглядом не по английскому тексту, как думал библиотекарь, но по арабским буквам, нацарапанным на плохо выделанном тёмном пергамене бурыми чернилами. Итак: «Творение великого мудреца и мага Абдула аль-Хазреда, переведённое английским дворянином Говардом Филипсом из Лавкрафта, является подложным. Лишь здесь, в этой рукописи — истина и сила». Ниже — каллиграфически выведенная вязь подписи. Аль-Хазред, разумеется. Лично.

Не опасная книга, говорите?

Безумный библиотекарь, судари мои, и безумные книги, видоизменяющиеся в зависимости от того, кто их взял.

В очередном путешествии по серым туманным улицам Молчан примерял это определение к иным профессиям. Безумный аркебузир. Безумный писарь.

Особенно повеселило отчего-то — безумный шляпник.

Ещё же были безумное здание и безумные часы. Старо-Новая синагога, Андрей даже переспросил перевод названия. Перенесённая сюда прямо из Иерусалима некими ангелами, но под странным условием — чтобы в ней ничего никогда не менялось. Бедные строители, имеющие делать немного ремонта, о-вэй... И часы на еврейской ратуше, таки идущие в обратную сторону.

Был учитель ешивы, самодовольный ярко-рыжий еврей с длинными вьющимися прядями волос, нелепо падающими от ушей вниз. С барабанными раскатами имени. Рабби Иегуда-Лев Бен-Бецалель.

Не безумный. Совершенно нормальный.