Проклятие клана Мирольд

И тут же с меня слетели оковы ужаса. Я кинулся ей на встречу. Мать схватила меня, заключила в объятия и потянула прочь из библиотеки. И когда мы уже оказались в коридоре, я мельком оглянулся на то самое окно. За ним никого не было. Только дождь. Только тьма. Но на самом стекле я заметил кровавые следы, какой-то отпечаток, быстро смываемый струями дождя. А может быть мне это только показалось.

На следующий день я узнал, что дяде Виктор погиб ночью, вместе с двумя десятками нанятых им северян и обоими охотниками за нечистью. Их всех убила тварь.

III

Снова пошел отсчет. И теперь я уже знал, понял, что существо охотится за мной, и это вселяло невероятный ужас. По ночам, лежа в темноте своей комнаты, я боялся услышать этот хрипящий голос из под своей кровати. Периодически он снился мне, тот высокий человек с бледной кожей и измазанным в крови лицом. Во снах он преследовал меня, как тогда, под дождем преследовал охотника, и как только настигал, я просыпался в поту и с криком.

С наступлением теплых солнечных дней мне стало немного легче. Мы с матерью возобновили наши поездки. Она успокаивала меня своими рассказами о силе любви и могуществе матери природы.

- Я не дам тебя в обиду, родной, – говорила она, и я верил. Я верил каждому ее слову.

Но когда становилось особенно страшно, когда я, после очередного кошмара, не мог сомкнуть глаз до рассвета, я, как только светало, бежал по покрытой травой росе, сквозь утренний туман к своему дереву. Там мне становилось спокойнее. Подле него, за два года достигшего уже высоты моего роста, обросшего десятками ветвей на которых зимой и летом красовались зеленые листочки, чем-то похожие на листья папоротника, я находил успокоение. Я прикасался к ветвям дерева, садился под ним, осторожная облокачиваясь на его ствол, и делился своими снами. И дерево забирало у меня тревоги, позволяло начать новый день без гнетущего меня чувства страха. Думаю, что возможно, без этой помощи и без опеки своей матери, я бы стал таким же полуживым призраком, каким стала и Мира, до своего отъезда. Но мне повезло, что было с кем разделить свои страхи.

К середине лета, кошмары практически пропали, а к осени закончились совсем. Не то, чтобы я забыл об ужасной бестии в нашем склепе. Нет. Но все же моя мать действительно обладала некой особой, мистической силой. Она заставила меня поверить в то, что зло не коснется меня, пока ее любовь меня оберегает.

Когда срок стал подходить к концу, отец перестал со мной разговаривать. Он не смотрел мне в глаза, и кажется, вовсе избегал моего присутствия. Так же неожиданно куда-то пропал и мой брат. Все эти годы он был рядом. В своем отстраненном от реальности бытие, он пережил смерть отца так, словно и не заметил ее. В те недолгие моменты когда нам с ним удавалось поговорить, точнее когда он шел со мной на контакт и удостаивал ответом, он никак не комментировал все происходящее в нашем дома. Мне действительно стало казаться, что Норман всего это не замечает, просто игнорирует, как будто оно его не касается.

И вот он исчез, а я даже не сразу это заметил. В какой-то момент Нормана просто не стало, он пропал, и в тех местах, где он обычно бывал с книгой, я перестал его находить. Когда я спросил об этом мать, она сказала, что отец отослал Нормана в соседний клан на обучение наукам, и это казалось правдой. Казалось, до той роковой ночи. А потом мне все стало ясно. И не по тому, что в ту ночь что-то произошло. Нет, совсем наоборот. Ничего не произошло, и именно тогда я понял какое ужасное преступление совершили мои родители, на что они пошли, чтобы спасти меня, и никогда, ни разу с той ночи, с момента того пугающего осознания, у меня не хватало духу ни с кем об этом заговорить.

Той ночью, как я уже сказал, ничего не произошло, она просто прошла, и снова наступило утро. Вот только Нормана в доме уже не было. Он, с самого начала был тенью, прячущейся за книгами, тенью презираемой собственным братом, тенью, на которой лежал несправедливый и непосильный груз вины за смерть своей матери. И вот он исчез. Тень рассеялась, гонимая прочь лучами восходящего солнца. И никто больше не забирался в крону старого дуба или на чердак, с масленой лампой в руках, чтобы почитать очередную книгу. И тогда это начал делать я. Однажды, набравшись смелости, я вошел в его комнату и взял с кровати книгу, открыл ее и начал читать. И так я провел целый день, до самого вечера, наедине с книгой, в комнате Нормана Мирольда, так никогда и не повзрослевшего, не ставшего знаменитым историком, философом или научным деятелем. И мало кто знал о том, что он жил, мало кто знал его самого. Но я его знал, и я буду помнить его до самого конца. Для меня он навсегда поселился в книгах, и все что я мог, это искать его там, между строк, находя в различных героях, чтобы в очередной раз попросить прощения.